Когда получалось, Элис бегала каждый день. Уже много лет пробежка была для нее такой же необходимостью, как еда или сон. Она могла выйти на пробежку среди ночи или в метель. Но последние несколько месяцев пренебрегала этой потребностью. Была слишком занята. Зашнуровывая кроссовки, Элис сказала себе, что не взяла их с собой в Калифорнию, потому что знала, что там времени на пробежки у нее не будет. На самом деле она просто забыла положить их в чемодан.

Стартовав от своего дома на Поплар-стрит, Элис всегда следовала по одному и тому же маршруту: по Массачусетс-авеню через Гарвард-сквер до Мемориал-драйв, потом вдоль Чарлз-ривер к Гарвард-бридж, а там через территорию Массачусетского технологического университета и обратно. Маршрут был проложен по кругу — немногим больше пяти миль, сорок пять минут. Она давно заразилась идеей принять участие в Бостонском марафоне, но каждый год, поразмыслив, приходила к выводу, что у нее нет времени на тренировки для забега на такую дистанцию. Может быть, когда-нибудь она сможет себе это позволить. Будучи в отличной физической форме для женщины ее возраста, Элис не сомневалась, что и на шестом десятке будет неплохой бегуньей.

Первый отрезок ее пути — через Гарвард-сквер — лежал сквозь толпы людей на тротуаре и пешеходные переходы. Все ждали субботнего вечера: толпились у светофоров в ожидании зеленого сигнала и у ресторанов — в ожидании освободившегося столика, выстраивались в очередь за билетами в кинотеатры, останавливали машины возле платных стоянок в надежде на свободное место, что было маловероятно. Первые десять минут, чтобы преодолеть все эти препятствия, Элис приходилось постоянно думать о том, что ее окружает. Но как только она пересекла Мемориал-драйв и оказалась на набережной Чарлз-ривер, все изменилось: теперь бежать стало проще. Безоблачный вечер привлек на Чарлз-ривер множество народа, но все же на поросшей травой набережной было не так тесно, как на улицах Кембриджа. Непрерывный поток бегунов, собак и их хозяев, любителей покататься на роликах, велосипедистов, праздно шатающихся зевак и женщин, толкающих перед собой джоггеры[4]как опытный водитель на хорошо знакомой дороге… Теперь все это лишь отчасти занимало Элис. Она бежала вдоль реки и просто слушала, как кроссовки в синкопированном ритме с ее дыханием шлепают по мостовой. Она не проигрывала в уме свою ссору с Лидией, не слышала, как урчит у нее в желудке, не думала о Джоне. Она просто бежала. Как было заведено, Элис перестала бежать, как только оказалась на граничащих с Мемориал-драйв аккуратных газонах парка Джона Фицджеральда Кеннеди. В голове у нее прояснилось, мышцы приятно расслабились, и дальше она пошла пешком. Парк соединялся с Гарвард-сквер чудесной аллеей со скамейками по обе стороны, она шла между отелем «Чарлз» и Институтом государственного управления имени Кеннеди.

Миновав аллею, Элис остановилась на пересечении Элиот-стрит и Браттл-стрит и уже собралась перейти дорогу, как вдруг какая-то женщина с пугающей решительностью схватила ее за руку.

— Думала ли ты сегодня о Царствии Небесном?

Женщина не отрываясь смотрела на Элис, ее длинные волосы и по цвету, и по состоянию напоминали мочалку фирмы «Брийо», а на груди болтался плакат со сделанной от руки надписью: «Америка, покайся, вернись ко Христу». На Гарвард-сквер всегда кто-нибудь агитировал за Господа, но никто еще никогда не обращался к Элис вот так, напрямую.

— Простите, — сказала она и, воспользовавшись тем, что как раз в эту минуту не было машин, перебежала на другую сторону улицы.

Элис хотела идти дальше, но вместо этого замерла как вкопанная. Она не понимала, где находится. Элис оглянулась. Женщина с мочалкой «Брийо» на голове устремилась по аллее за очередным грешником. Аллея, отель, магазины, странное пересечение улиц. Она осознавала, что стоит на Гарвард-сквер, но не знала, в какой стороне ее дом.

Элис сосредоточилась и попробовала сориентироваться. Отель, «Истерн маунтин спорте», «Диксон бразерс Гарвард», Маунт-Оберн-стрит. Она хорошо знала эти места: Гарвард-сквер был ее любимым местом больше двадцати пяти лет, но сейчас почему-то не могла понять, в какой стороне относительно всех этих ориентиров находится ее дом. Черно-белый знак Т в круге прямо перед ней указывал на въезд в подземную красную линию для поездов и автобусов, но на площади было три таких знака, и она представления не имела, какой из них ей нужен.

Сердце заколотилось, Элис взмокла. Она сказала себе, что учащенный пульс и испарина — естественные и ожидаемые следствия пробежки. Но когда просто стоишь на тротуаре, это скорее похоже на панику.

Элис заставила себя пройти квартал, потом еще один, ей казалось, что ноги стали резиновыми и могут отказаться служить ей в любую минуту этого бесцельного блуждания. «Куп», «Кардаллос», магазины на углу, через дорогу — Центр гостей Кембриджа, а за ним Гарвард-Ярд. Элис сказала себе, что она в состоянии прочитать вывески и разобраться. Не помогло. Контекст отсутствовал.

Люди, машины, автобусы и самые разные непереносимые звуки обрушивались на нее, обтекали и уносились дальше. Элис закрыла глаза. Она слышала, как сердце гонит кровь по телу и пульс стучит в ушах.

— Пожалуйста, пусть это закончится, — прошептала она и открыла глаза.

Все вокруг со скоростью удара хлыста встало точно на свое место. «Куп», «Кардаллос», «Найнис корнер», Гарвард-Ярд. Элис не задумываясь поняла, что ей надо дойти до угла, повернуть налево и идти на запад по Массачусетс-авеню. Дышать стало легче: она знала дорогу домой. Но еще мгновение назад невероятным образом потерялась в миле от дома. Элис пошла как можно быстрее, только чтобы не бежать.

Она свернула на свою улицу — тихую трехполосную дорогу в жилом районе всего в трех кварталах от Массачусетс-авеню. В двух шагах от дома Элис почувствовала себя гораздо увереннее, но все же стопроцентного чувства защищенности не было. Не спуская глаз с двери своего дома, она шла вперед и обещала себе, что как только войдет в прихожую и увидит Джона, все страхи и тревоги, которые заполнили ее и грозили вырваться наружу, исчезнут. Если только Джон дома.

— Джон?

Он появился на пороге кухни: небритый, очки на всклокоченной шевелюре, как и полагается «чокнутому профессору», в его «счастливой» серой футболке, с фруктовым мороженым в руке. Всю ночь провел на ногах. Как Элис и надеялась, все ее страхи пошли на убыль. Но с ними уходили уверенность в своих силах и оптимизм, и, ослабевшей и беззащитной, ей захотелось упасть в объятия мужа.

— Привет, а я-то думаю, куда ты подевалась. Как раз собирался оставить тебе записку на холодильнике. Как все прошло?

— Что именно?

— Стэнфорд.

— Ах, это… Хорошо.

— А как Лидия?

Ощущение, что тебя предали, обида на Лидию и досада на Джона за то, что его не оказалось дома, когда она вернулась, испарились после пробежки. Их сменил ужас — от того, что она непостижимым образом потерялась в хорошо знакомом месте. Но теперь обиды снова вышли на первый план.