– Спасибо за участие, Юля. Ничего особенного, просто небольшой аврал, на заводе такое бывает.

– Папа просил извинить его. Неотложные дела. Вы не могли бы его подождать? Он приедет в течение часа.

Рыбаков кивнул. Отказался от угощения: мол, слишком устал, чтобы есть. Просто посидит в гостиной.

Юля знала эту тяжелую мужскую усталость, возникающую от критического напряжения всех душевных сил чело века. Хирурги иногда выходили такими из операционной. Она понимала, как обидно Рыбакову слышать, что его отдых откладывается по меньшей мере на час, который придется потратить на пустую болтовню с посторонней девицей. И ей вдруг захотелось помочь ему…

Мама снова была в спортивном клубе, значит, можно принять гостя по своему усмотрению. Юля капризно надула губки:

– Нет, Филипп Владимирович, так не годится. Папа приказал мне развлекать вас, а я свой долг хозяйки хорошо знаю! Если вы сами ничего не хотите, доверьтесь мне!

– Охотно. – Рыбаков слабо улыбнулся.

Юля провела его на огромный балкон второго этажа, свое любимое место в доме.

Дом стоял на пригорке, и в погожий день с балкона открывался прекрасный вид на залив. Сейчас, в сумерках, серебряная гладь сливалась с низким облачным небом, и полоска рощи лежала внизу серой тенью. На узкой косе еле тлел огонек причала, единственный признак человеческого присутствия на несколько километров вокруг, и Юля вдруг подумала, что они вдвоем, отрезаны от всего мира этим теплым летним вечером и туманом… Пусть в десяти минутах ходьбы шумело шоссе, это ничего не меняло – никого не было в мире сейчас, кроме них двоих.

От этой странной мысли Юля качнулась к Рыбакову, но тут же опомнилась и отступила.

Она не случайно выбрала балкон – там стояли плетеные, похожие на зубоврачебные, но очень удобные кресла-шезлонги. Рыбакову хочется вытянуть ноги, а в гостиной сделать это воспитанному человеку невозможно.

– Принести вам плед?

– Что вы, Юля, не тревожьтесь.

Ну вот, «не тревожьтесь»! Чем прикажете развлекать такого господина? Любезная хозяйка не может включить гостю телевизор, если он сам об этом не попросит, а слушать панегирики кровавому режиму нет ни малейшего желания. Филипп Владимирович между тем бодро подводил к этой теме:

– Вы так хорошо сказали в прошлый раз… Я часто вспоминал ваши слова.

– Прошу вас! Вы устали, а вам предстоит еще серьезный разговор с папой. Давайте не будем тратить ваши силы на политические диспуты.

– Давайте, – легко согласился он.

Повисла неловкая пауза.

– Юля, – гость замялся, – могу ли я попросить показать мне ваш альбом?

– Какой альбом?

– Фотографии. Я очень люблю смотреть старые снимки.

– Разумеется.

Достав тяжелый фолиант в кожаном переплете, Юля устроилась на пуфике рядом с Рыбаковым. Давая пояснения снимкам, она близко склонялась к нему, руки их соприкасались, и Юля вдруг ощутила, как приятна ей эта близость. От его сильного тела веяло теплой, доброй энергией, и ей почти невыносимо захотелось прижаться к нему, почувствовать ласку этой твердой руки, перелистывающей альбомные страницы.

А Рыбаков не замечал ее волнения, спокойно улыбался, глядя на насупленную семилетнюю Юлю с бантами-пропеллерами и огромным букетом в руках.

– Мама какая у вас красавица, – заметил он. – А Евгений Николаевич почти не изменился. Ух ты! – Рыбаков добрался до серии фотографий с соревнований. – Неужели это вы, Юля?

Она гордо выпрямилась на пуфике:

– Да, Филипп Владимирович, это я. Мастер спорта по художественной гимнастике. До института я даже входила в сборную города… Правда, никогда не занимала призовых мест.

– Что так? – Он разглядывал один из самых удачных снимков, на котором Юлю сфотографировали во время сложного переворота.

– Я не слишком усердно занималась. Родители тщательно следили, чтобы гимнастика не шла во вред учебе. Но я была очень артистична, очень! – вдруг расхвасталась Юля. – Вы бы видели мои композиции!

– Был бы счастлив увидеть!

– Правда?

Она вскочила, удивляясь себе.

– Подождите минуточку! Сейчас я вам все продемонстрирую. Желание гостя – закон для хозяйки.

Рыбаков улыбнулся, в черной бороде хищно блеснули белоснежные зубы, и Юля чуть не сошла с ума.

– Стоит ли ради меня… – начал он, но Юля, не слушая, уже бежала переодеваться.

Она давно ушла из большого спорта, но формы не теряла, регулярное посещение фитнес-клуба с индивидуальным тренером было железным правилом. Она стремительно переоделась в гимнастический купальник и помчалась обратно на балкон, по дороге приседая и растягиваясь у лестничных перил. Лучше всего ей удавались упражнения с лентой, но для того чтобы эффектно ее распустить, требовалось пространство побольше балкона. Кидать мяч и булавы тоже, пожалуй, не стоит, еще попадет бедному Рыбакову по голове. Лучше всего показать вольные упражнения. Без хорошей разминки на акробатические элементы она не решится, да и места мало… Выступление покажется Филиппу Владимировичу бледным, а сама она – взбалмошной хвастуньей. Юля решительно выхватила из шкафа в холле свою ленту и выбежала на аккуратно подстриженный газон перед домом. Фонари создавали здесь почти театральное освещение.

– Эй! – крикнула она, задрав голову. – Я здесь!

Рыбаков перевесился через перила.

Юля искала в телефоне подходящую музыку. Ее «Нокия» обладала мощным динамиком.

– Какая-то у нас неправильная получается сцена на балконе, вы не находите, Юля? – засмеялся Рыбаков. – Разрешите, я спущусь?

– Сверху лучше видно. Итак, Юлия Анненская, Россия!

Она собиралась исполнить лирическую композицию, но сообразила, что в спешке надела агрессивное черно-красное трико, купленное для одного-единственного номера. А, ладно, была не была!

В динамике зазвучал Сен-Санс, «Рондо каприччиозо». Впервые услышав эту музыку, Юля испытала душевный подъем и странное беспокойство. А потом сама придумала композицию на эту миниатюру, и даже скупой на похвалы тренер признал композицию отличной.

Разбежка, прыжок, и Юля забыла, что не готовилась к выступлению и собиралась беречься. Двойной переворот, шпагат, сальто! Она на секунду остановилась и дерзко посмотрела на Рыбакова. Лента полоскалась над головой, как пиратский флаг. «Попробуй возьми меня голыми руками! Я не растаю от твоего тепла! Переворот назад, свечка, колесо!»

– Потрясающе, – сказал Филипп Владимирович серьезно, когда она остановилась, тяжело дыша. – С меня букет.

Поклонившись, Юля побежала к себе – переодеться и наскоро ополоснуться. Вот сейчас папа придет, и что он увидит? В доме чужой мужчина, а дочка в душе. Как будет выкручиваться милейший господин Рыбаков?