Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, извините, но…
— Утром ты просила, чтобы я тебя взял.
Понимаю, что он говорит о комнате, но фраза звучит до ужаса двусмысленно и я уверена, он это нарочно, прекрасно осознает, как это звучит.
— Ладно, можешь подумать до завтра. Так куда тебя?
— На остановку, я…
— Прекрати, говори адрес, я отвезу.
Молчу, судорожно стараясь что-нибудь придумать.
— Ну?
Не придумав ничего лучше, называю адрес от балды, просто всплывает в памяти какая-то улица.
— Ты сейчас серьезно?
— Да, — киваю.
— Это адрес частной детской поликлиники!
Ой, мамочки. Точно, это ж я ее вечно в рекламе всплывающей видела, вот и запомнилось.
— Называй свой настоящий адрес.
— Да что вы ко мне пристали, — получается слишком громко. — Нет у меня адреса, просто оставьте меня где-то по дороге.
— В каком смысле у тебя нет адреса? — интересуется уже мягче.
— В прямом. Я, по-вашему, для чего квартиру искала?
— Но где-то же ты жила.
— Это не важно. Если вам так необходимо меня отвезти по адресу, отвезите меня на вокзал.
Он ничего не отвечает, только шумно вбирает воздух.
— Так, я везу тебя к себе, и прежде, чем ты начнешь паниковать, всеми правдами и неправдами пытаясь выбраться из машины, выслушай меня, ладно? Забудь о том, что я сказал утром, сейчас мы приедем, ты примешь горячий душ, мы поедим и спокойно поговорим.
— Но…
— Все я сказал.
Глава 4
— Можно хотя бы узнать ваше имя? — спрашиваю, когда мы останавливаемся на светофоре.
— Марк, и переставай выкать, — произносит с улыбкой.
Странный он какой-то.
Еще каких-то несколько минут назад явно не рад был встрече со мной, а сейчас… сейчас словно другой человек. И взгляд… может, мне просто хочется обманываться, но нет в нем утренней неприязни.
Ничего не отвечаю, просто потому что не знаю, что еще сказать, только киваю молча и отворачиваюсь к окну.
Дальше едем в тишине. Марк даже на меня не смотрит, полностью сосредоточенный на дороге. И я стараюсь не смотреть, правда стараюсь, но выходит из ряда вон плохо. Взгляд то и дело устремляется на нового знакомого. Мимолетно, чтобы не выглядеть совсем уж глупо, осматриваю парня. Он симпатичный, даже очень. Наверное, именно о таких, как он, говорят: «имеет правильные черты лица». У него острые, ярко выраженные скулы, прямой, немного заостренный нос, густые темные брови и очень длинные ресницы. Такие, как часто показывают в рекламе какой-нибудь супердорогой туши, — черные, густые. И зачем только мужчинам такие ресницы? Странная все-так штука — природа.
А еще у него очень красивые глаза, я утром заметила, большие такие, ярко голубые, словно светятся. И на фоне темных ресниц выглядит очень впечатляюще. Рассмотрев лицо, перевожу взгляд на руки. Жилистые, с легкой порослью волос и бугрящимися венками, тянущимися вдоль предплечья к запястьям.
— Ну как? Нравлюсь? — раздается внезапно насмешливый голос, и я краснею от макушки до пят. И как я могла так глупо опозориться?
— Я просто…
Не знаю, что собираюсь сказать, отвожу взгляд, смотрю вниз на сложенные на коленях кисти рук. Стыдно, до ужаса стыдно. Я никогда и никого так пристально не рассматривала, даже не понимаю, как так получилось.
— Ты покраснела, — продолжает издеваться Марк, прекрасно понимая, как я себя чувствую, — да брось, я в курсе, что красавчик.
Ну да, а еще очень скромный.
Вслух я этого, конечно, не произношу. Потому что не знаю, что он выкинет в следующий момент. Еще утром он выставил меня за дверь, хотя, справедливости ради, я сама вылетела из квартиры со скоростью пули. После он спас меня от несостоявшихся насильников, а теперь и вовсе везет к себе.
Ничего не говоря, лезу в карман за телефоном, просто проверить нет ли ответа. И нет, его нет. Сообщение прочитано, но Ежик молчит. И мне становится так паршиво, хоть вой. Что ни говори, а моя потребность в нем намного выше, чем можно себе представить в нашей ситуации.
Наверное, я слишком долго пялюсь в экран, потому что спустя некоторое время слышу голос над головой.
— Что, не отвечает? — и снова этот насмешливый тон.
— Нет, — не вижу смысла лгать и изворачиваться,— наверное, занят, — зачем-то оправдываюсь.
— Наверное, или, может, не так уж он о тебе волнуется?
Кусаю губы, сжимаю кулаки, стараясь сосредоточить внимание на дыхании. Не реагировать, просто не нужно реагировать на откровенную провокацию.
— Ва…тебя это не касается.
— Ой ли? Ты вернулась за телефоном, чтобы написать мудаку, который якобы волнуется, а он не отвечает, — продолжает провоцировать.
— Он не мудак!
— А кто же? Если бы я волновался о девушке, то не выпускал бы телефон из рук, не говоря уже о том, что ты оказалась на улице, а ему, как я понимаю, плевать.
Зачем? Зачем он все это говорит? Зачем пытается выставить в неприглядном свете совершенно незнакомого ему человека?
— Ты ничего не знаешь, — все, что могу сказать.
— Так просвети меня.
— Я ему ничего не говорила, он не знает…
— Не знает, что ты осталась на улице и собиралась ночевать на вокзале? — как-то слишком грубо произносит Марк.
— Ничего не знает.
— Очень важный человек и не знает?
— Да не знает! Это не твое дело.
— А может, он не такой уж и важный? Или ты для него не так важна, ты об этом не думала?
«Тебе нужно только попросить, Мышка» — всплывают в мыслях слова Ежика.
— Ты сейчас не прав, — почему-то становится до ужаса обидно.
Не за себя. За него. Потому что ему не все равно, точно не все равно.
— Не прав? Тогда как же так вышло, что тебе некуда идти? Как так вышло, что еще утром ты готова была умолять меня сдать тебе комнату? Почему ты не обратилась к нему? — каждое слово, словно удар. Жгучий. Хлесткий.
Молчу, задерживаю дыхание, чтобы не расклеиться окончательно, слишком много эмоций для одного дня. И я устала, просто устала.
— Ну так что?
— Потому что так надо! — срываюсь на крик.
Сама не понимаю, как так получилось.
Я не любительница повышать голос и в конфликты стараюсь не вступать, а откровенные провокации — и вовсе игнорирую. Но сейчас, сейчас во мне просто бурлит ярость, кровь в жилах закипает. Потому что не имеет этот человек никакого морального права лезть не в свое дело, тормошить душу.
— Надо? — рычит практически и мне становится по-настоящему страшно. Потому что из вполне себе уравновешенного, пусть и странного парня, Марк внезапно превращается в разъяренного зверя. Он зол, действительно зол. Дышит шумно, поджимает губы, явно недовольный моим ответом. И с чего бы? Какое ему вообще дело? — Выходи, — внезапно.
— Что?
— Выходи, говорю, приехали.
Поворачиваю голову, за окном замечаю знакомый дом, тот самый, вокруг которого я сегодня утром успешно наворачивала круги. Надо же, я так погрузилась в этот дурацкий разговор, что даже не заметила, как мы остановились и припарковались. Марк меня не дожидается, первым выходит из машины, громко шарахнув дверью. Да что с ним не так?
Выбираюсь из автомобиля, иду вслед за Марком, слышу, за спиной щелчок, оповещающий о том, что машина теперь закрыта. Молча вхожу в подъезд, практически дыша в спину парня. Он больше ничего не говорит, в полной тишине вызывает лифт и нажимает на нужный этаж. Но даже несмотря на мертвую тишину, я всем телом ощущаю исходящую от парня, непонятную мне злость.
Все также в полной тишине, стоит только дверям лифта разъехаться, Марк выходит, даже не пытаясь убедиться в том, что я следую за ним, и направляется в сторону своей квартиры.
— Блядь, — ругается, вставляя ключ в замок и явно промахиваясь.
Снова чертыхается, пока наконец несчастная связка ключей со звоном не падает на пол. Осторожно ступая по серому кафелю, подхожу ближе, опускаюсь на корточки и поднимаю ключи. В руки хозяина не возвращаю, понимаю, что он сейчас в крайне нервном состоянии, раз даже руки дрожат, и мне бы уносить ноги, пока не стало поздно, ведь там, в его квартире, может произойти все, что угодно, но вместо этого я просто вставляю один из ключей в замок, на удивление, угадав с первого раза, и открываю дверь.
— Проходи, — раздается за спиной хриплый шепот.
Не возражаю, вхожу в квартиру первой, следом, вынув из замка ключ, входит Марк и запирает дверь. Осматриваюсь. Утром мне не удалось рассмотреть детали. Прихожая самая обыкновенная, белые стены, небольшой коричневый комод, вешалка для одежды, да подставка под обувь, — все, что здесь есть.
— Ну чего стоишь, раздевайся.
Киваю, снимаю с плеч рюкзак, ставлю на пол, и начинаю стягивать с себя верхнюю одежду и обувь.
