После нескольких недель ночных кошмаров и дневных ужасов я стала учиться отстраняться. И приспосабливаться. Я хожу на работу, как спускалась бы в старое время в шахту: из крайней необходимости и чувства профессионального долга. И еще меня поддерживает иллюзия, что мне для чего-то нужен этот травмирующий опыт и я, возможно, стану очень ценным работником в каком-нибудь другом месте (скорее всего, на ринге в боксерском клубе…)

В восемь двадцать я поздоровалась с девушками, которые дежурят у нас на входе, и они, как обычно, буркнули мне что-то нечленораздельное, не потрудившись вежливо ответить. В восемь двадцать пять я подошла к автомату с горячими напитками. В восемь тридцать поставила чашку с кофе на стол Фантена, получив невнятное бормотанье вместо приветствия и благодарности. В восемь тридцать одну он пробурчал, что кофе – просто помои. В восемь тридцать пять я уселась перед экраном своего компьютера, прихлебывая чай. Таков ритуал, с которого начинается каждый рабочий день, предназначенный для того, чтобы испортить мне настроение.

В девять часов начальник отправляется на планерку, готовясь ознакомить всех с новыми сокращениями бюджетных расходов, которые позволят нам выйти на новые рубежи с двузначными показателями роста. А я, пока его нет, смогу позвонить Марианне.

– Как дела, зая? – слышу ее веселый голос.

– Как обычно.

– Что нового мне расскажешь?

Так себе вопрос. Зачем меня лишний раз тыкать носом в ничтожность и пустоту моей жизни?

– Ничего. А ты мне?

– Энзо опять за свое. Не хочет обедать в столовой, «там невкусно, и взрослые его достают».

Мы с Марианной дружим с первого класса. Она замужем, у нее двое детей: Стелле – восемь, Энзо – шесть. У нее чудесная семья, замечательный муж, интересная работа. До тех пор, пока наши надежды живы, счастливая женщина для нас – как путеводная звезда, горючее для грез и мечтаний. Но если надежды уплыли, их счастье немного выводит из себя, ясно показывая, до чего же ты жалкая неудачница (и ты рыдаешь одна в постели, слушая Уильяма Шеллера[3] «Почему счастливые всегда чуть-чуть спесивые?»). (Я прекрасно знаю, что мои музыкальные пристрастия под стать моим костюмам, они отстали от моды.) Мне иногда начинает казаться, что Марианна продолжает со мной дружить из жалости, или – что еще гораздо хуже – потому, что рядом со мной, рохлей, хорошо видно, как она умеет взяться за дело и добиться всего, чего захочет. Да нет, я знаю, у нас с ней дружба настоящая, искренняя, мы делимся секретами и скучаем друг без друга. С тех пор как я перебралась в Париж, а она в Тулузу, где работает ее муж, мы созваниваемся. Я боялась, что время и расстояние украдут у меня подругу, но она, к моему крайнему удивлению, меня не бросила.

Мой переезд в столицу она сочла сказочной удачей! Подумать только, Париж! Праздник, театры, концерты, знаменитости… Неужели она искренне верила, что я буду вращаться в высших кругах? Что после того, как я окунусь в бурлящую культурную жизнь, куколка станет бабочкой?

Но что бы она ни думала о моей бесцветной жизни, она искренне радовалась моим звонкам. Настоящий друг, иначе не скажешь!

– Как провела выходные? – поспешила я спросить, боясь, как бы лучик ее любопытства не потревожил пустую сцену моей жалкой жизни.

– Я бы сказала, с удовольствием. Представляешь, мы обедали в саду на свежем воздухе.

Они живут в чудесном доме с бассейном (зарабатывают семь тысяч евро в месяц на двоих).

– Класс!

– А ты как? – Она вернула мой вопрос, рассчитывая услышать что-то интересненькое.

– Да ничего… Ой нет, ходила на выставку.

– С кем?

– Одна.

– Отлично. (Ее «отлично» означало, что она не удивлена и не хочет проворачивать нож в ране.) Погода была хорошая? (Упоминание о погоде – невольный намек на то, что беседа начинает утомлять.)

– Плохая.

Марианна вздохнула.

– Ты посмотрела, что я тебе прислала? – спросила она.

– Да, конечно, спасибо большое, – соврала я.

Она прислала мне шарф, связанный ее бабушкой – весьма своеобразной и не без странностей старушкой, которая только и делает, что с утра до ночи вяжет, собираясь, как видно, обвязать всю свою семью. Я положила сверток в прихожей и, честно говоря, сразу о нем забыла.

– Бабушка по-прежнему считает тебя маленькой девочкой. И думает, что в Париже шарф тебе очень пригодится. А что у тебя еще? Есть кто-нибудь на примете? (Имеется в виду какой-нибудь молодой человек. Она что, все еще надеется? Сейчас мы быстро покончим со всеми ее надеждами.)

– Никого.

– А красавчик курьер? Он оказывает тебе внимание?

– Он больше к нам не ходит. Фантен пересмотрел контракты с поставщиками, и курьеры теперь у нас не появляются.

Вообще-то историю с курьером я приукрасила. И курьер не был красавчиком, да и внимания особого мне не оказывал. Просто приходил славный веселый паренек и шутил со всеми подряд. Но мне нравилось, когда он приходил, разбавляя однообразие моих рабочих дней. И меня смешили его шутки. Мне надоело, что мне вечно нечего рассказать подруге, и я расцветила рассказ взаимной симпатией.

– А ты собираешься приехать к нам этим летом?

Что-то в ее голосе навело меня на мысль, что она, разговаривая со мной, занята еще чем-то.

– Я еще не выясняла, когда у меня отпуск.

– Так давай, поторапливайся! У меня полно молодых людей, которых мне не терпится тебе представить!

– Там видно будет.

– Ненавижу такие ответы! «Посмотрим! Пока не знаю! Будет видно!» Эй, Алиса, давай шевелись.

– Прошу тебя, не начинай, – взмолилась я.

– А ты меня не зли, у тебя голос несчастной жертвы!

– Извини, я не подумала…

– И перестань извиняться. Я на тебя не сержусь. Ты же не меня обижаешь! Это ты скрипишь у себя в конторе! Ты позволяешь хамить своему начальнику! У тебя, похоже, нет друзей! Ты тоскуешь по выходным и, похоже, пальцем не шевельнешь, чтобы как-то это исправить!

– Картина суровая… Но справедливая.

– Так что тебя держит в Париже, в этой ловушке для дураков?!

– Малодушие.

Мой ответ ее ошеломил, а меня потряс. Я нечаянно нашла ключ ко всем своим неудачам. Слезы брызнули у меня из глаз, а голос стал хриплым.

– Прости меня, зайка… Я наговорила лишнего, – заговорила Марианна, почувствовав в моем голосе что-то вроде отчаяния.

– Да нет, все нормально.

– Я злюсь, потому что ты заслуживаешь лучшего. У тебя такой диплом, а ты пропадаешь в этой дыре! Такая хорошенькая, и не умеешь себя подать. Терпишь все, что на тебя валится, как будто должна расплачиваться за какой-то тяжкий грех. Вот если бы ты взяла и…