— Если речь идет о счете, скажи спасибо своему столетию.

— Да, разница всего в месяц… Двести сорок девятая эскадрилья засекла «Штуки» над Та-Куали.

Макс помедлил.

— То есть слухи справедливы.

— Что ты имеешь в виду, старина?

— Нам шлют другой отряд «спитфайров».

— Точно сказать не могу — это гриф «совершенно секретно».

— Тогда мне придется поспрашивать у Розамунды.

Хьюго рассмеялся. Его жена пользовалась репутацией человека, который знает все и вся. Ни одна новость, даже совершенно банальная, не проскакивала мимо сетей Розамунды. Учитывая ее связи в службах, вполне возможно, что она знала не меньше губернатора. Тот факт, что она поддерживала близкую дружбу с его сиятельством — или с Е. С., как она настоятельно требовала именовать его, — без сомнения, увеличивал набор ее сведений.

— Я сейчас вернусь, — сказал Хьюго, хватая бутылку. — Там у бугенвиллей дама в расстроенных чувствах. Лучшая половина Тревора Кимберли. Небольшого роста и симпатичная. И жаждущая.

— Нам нравится, когда они испытывают жажду.

— «Ты пронырливый мошенник смертоубийца».

— «Генрих Четвертый». Часть вторая.

— Перестань считать! — воскликнул Хьюго, исчезая с бутылкой.

Макс вернулся к столу и взял свой стакан. Хьюго прав. Апрель был тем еще месяцем — артиллерия смогла сбить больше сотни вражеских самолетов, но главным образом потому, что налеты были частые и беспорядочные. В апреле люфтваффе совершили на остров девять тысяч шестьсот налетов, примерно вдвое больше, чем в марте, что само по себе побило все прежние рекорды. Отсутствие толковых действий со стороны летчиков способствовало внушительному счету у артиллеристов. У многих пилотов насчитывалось не более нескольких часов боевых вылетов за месяц, потому что явно не хватало исправных «спитфайров» и «харрикейнов» — даже если собрать все ресурсы с аэродромов Та-Куали, Луги и Хал-Фар, их все равно было меньше десяти. На Мальте не имелось ничего иного, но вы редко слышали, чтобы пилоты жаловались, однако на что можно было надеяться, имея несколько залатанных, в боевых шрамах машин против массовых налетов «Юнкерсов-88» с прикрытием из шестидесяти истребителей?

Дела могли бы стать совсем плохи, если бы дней десять назад не сообщили о прибытии стремительных новых спитов. Они вылетели из Гринока в Шотландии и направлялись в Гибралтар. Американский авианосец «Уосп» видел их в полном порядке над водами Алжира, и полет шел без заминки, но все, кроме двух из группы, приземлились на Мальте, чтобы заправить топливные баки для долгого полета. Это казалось слишком хорошо, чтобы быть правдой. Но так получилось. Фельдмаршал Кессельринг, который в безопасности сидел на Сицилии, явно был не дурак. До него, конечно, дошли слухи о прибытии воздушных сил подкрепления, и он решил подождать, пока все приземлятся, прежде чем самому приступать к действиям. Через три дня после прибытия примерно половина новых «спитфайров» была уничтожена, а остальные выведены из строя, потому что люфтваффе провели интенсивные ковровые бомбардировки аэродромов.

Люди Кессельринга, нанеся нокаут, были в приподнятом настроении. Он знал это, и они тоже все знали. Потому что без истребителей, которые способны бросить вызов воздушному превосходству люфтваффе, оставалось мало надежды, что к ним пробьется какой-нибудь конвой. И если этого не случится в ближайшее время, и пусть гунны хранят молчание, — остров будет голодать. А за этим неминуемо последует вторжение, угроза которого висела вот уже несколько месяцев.

Господи, этого и представлять не хотелось. Лучше всего вообще не думать об этом, сказал себе Макс, еще раз наполнив стакан и повернувшись, чтобы осмотреть сад.

Он оказался лицом к лицу с Митци.

Она незаметно подкралась к нему и сейчас серьезно смотрела заинтересованным взглядом; ее потрясающие зеленые глаза искали его взгляд, а в светлых волосах запутались лучи солнца. Не первый раз он почувствовал, что теряет дар речи при виде ее красоты.

— О чем вы думали?

— Да так, ничего серьезного.

— У вас были ссутуленные плечи. И выглядели вы так, словно… из вас выпустили воздух.

— Вашими стараниями.

— Льстец.

— Это правда.

— Если это правда, почему вы даже не смотрите на меня?

— Я смотрю.

— Я наблюдаю за вами с момента вашего появления.

— Вы болтали на скамейке с этим лысым типом из армейской службы безопасности.

— Ну, должна сказать, у вас прекрасное боковое зрение.

— Так говорил и мой тренер. Поэтому он ставил меня в середину игрового поля.

— Но вы же не собираетесь говорить со мной о футболе?

— Когда Розамунда позвонит в свой колокольчик, выбора у нас не будет.

По ее лицу медленно расплылась улыбка.

— Боже мой, как мне вас не хватало, — мягко и совершенно неожиданно сказала она.

В ее голосе явно чувствовалась радость, которая едва не резанула его по ушам.

— Вы нарушаете правила, — сказал Макс.

— К черту все правила.

— Вы забываете — вы же из тех, кто устанавливает правила.

— Вам не подходит жалеть самого себя, Макс.

— Это лучшее, что я могу сделать в данных обстоятельствах.

— Сейчас вы несете что-то невразумительное. — Она протянула ему стакан. — Смешайте мне еще порцию, хорошо?

— Напомните мне.

— Не будьте смешным.

— Бандиты за спиной, — прошептал он.

Макс заметил их приближение из-за ее плеча: Хьюго и Тревор Кимберли, за которым шла его смуглая красавица жена.

— Ох, я и не знаю, — многозначительно вздохнула Митци. — Опять джин с…

Макс принял ее стакан.

— Так, а где Лайонел? На патрулировании?

Теперь Хьюго был рядом.

— Будь осторожнее, старина, когда задаешь такие вопросы, — человек может не подняться с глубины.

— Здравствуй, Маргарет, — сказал Макс.

Маргарет Кимберли мягко кивнула. Кажется, она была слегка под хмельком.

— Нет, ты скажи, — настаивал Хьюго, — почему хочешь узнать, чем занимаются наши благородные подводники?

— А кроме того, у меня вряд ли стоит спрашивать, — улыбнулась Митци. — Лайонел мне ничего не рассказывает. Один день его нет, на другой день он возвращается — вот и все, что я знаю.

— Это все, что должен знать каждый из нас.

— И Тревор мне ничего не говорит, — хрипловато произнесла Маргарет.

Хьюго уставился на нее.

— Это, моя дорогая, потому, что твой Тревор большую часть времени ничего не делает. Так говорит офицер, который командует им.