Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перед королевским замком тянулся глубокий ров, куда выходили почти все комнаты августейших особ, живших во дворце. Покои Маргариты находились в нижнем этаже.
Но и нижний этаж, куда не трудно было бы проникнуть, благодаря глубокому рву находился на высоте почти тридцати футов, следовательно – вне досягаемости для любовников или воров; однако герцог де Гиз решительно спустился в ров.
В ту же минуту стукнуло одно из окон нижнего этажа. Окно было забрано железной решеткой, но чья-то рука вынула один из прутьев, заранее подпиленный, и спустила шелковый шнур в образовавшуюся щель.
– Жийона, это вы? – тихо спросил герцог.
– Да, ваша светлость, – еще тише ответил женский голос.
– А где Маргарита?
– Она ждет вас.
– Отлично.
Герцог сделал знак своему пажу; паж вынул из-под плаща узкую веревочную лестницу. Герцог привязал ее к висящему шнуру, Жийона подтянула лестницу к себе и закрепила, а герцог, прицепив шпагу к поясу, вскарабкался по лестнице и благополучно достиг окна. После этого железный прут решетки стал на место, окно затвори-, лось, а паж, раз двадцать сопровождавший своего господина к этим окнам, убедившись, что герцог благополучно проник в Лувр, закутался в свой плащ и улегся спать под стеной, на траве, покрывавшей ров.
Ночь была мрачная; редкие, теплые, крупные капли падали из туч, насыщенных серой и электричеством.
Герцог следовал за своей провожатой, которая ни много, ни мало, была дочерью маршала Франции Жака де Матиньона; она пользовалась особым доверием Маргариты, не имевшей от нее никаких тайн; поговаривали, что в числе тайн, хранимых неподкупной верностью Жийоны, были такие страшные, что заставляли ее хранить все остальные.
В нижних комнатах и в коридорах было совсем темно, лишь изредка мертвенно-бледная молния освещала мрачные покои голубоватым светом, который тотчас потухал.
Провожатая герцога вела его за руку все дальше и дальше, пока наконец они не дошли до винтовой лестницы, выбитой в толще стены и упиравшейся в незримую потайную дверь прихожей апартаментов Маргариты.
В прихожей царил такой же непроглядный мрак, как и во всем нижнем этаже.
Войдя в прихожую, Жийона остановилась.
– Вы принесли то, что угодно королеве? – спросила она шепотом.
– Да, – ответил герцог де Гиз, – но я отдам это только ее величеству в собственные руки.
– Не теряйте времени, входите! – раздался из темноты голос, при звуке которого герцог, узнав голос Маргариты, вздрогнул.
Бархатная лиловая, украшенная золотыми лилиями портьера приподнялась, и герцог увидел в полумраке королеву, которая, не утерпев, вышла ему навстречу.
– Я здесь, – произнес герцог, быстро проходя под портьерой, которая тотчас упала за его спиной.
Маргарите Валуа пришлось теперь самой быть проводницей герцога в своих покоях, хотя и хорошо ему знакомых, а Жийона осталась у двери и, приложив палец к губам, показывала своей августейшей госпоже, что кругом все тихо.
Словно понимая ревнивую тревогу герцога, Маргарита ввела его в спальню и остановилась.
– Что ж, герцог, вы довольны? – спросила она.
– Доволен? А чем, позвольте вас спросить? – вопросом на вопрос отвечал он.
– А доказательством того, – не без досады ответила Маргарита, – что я принадлежу мужчине, который уже к вечеру дня свадьбы, в самую брачную ночь, так мало обо мне думает, что даже не явился поблагодарить за честь если не моего выбора, то согласия назвать его моим супругом.
– Не беспокойтесь, он придет, тем более раз вы сами того хотите! – с грустью возразил герцог.
– Генрих! И это говорите вы, хотя прекрасно знаете, как это несправедливо! – воскликнула Маргарита. – Если б у меня было желание, на которое вы намекаете, разве я просила бы вас прийти сегодня в Лувр?
– Вы, Маргарита, просили меня явиться в Лувр потому, что хотите уничтожить все, что осталось от наших былых отношений, так как это былое живет не только в моем сердце, но и в серебряном ларце, который я принес вам.
– Знаете, что я вам скажу, Генрих? – сказала Маргарита, пристально глядя на герцога. – Вы мне напоминаете не принца, а школьника! Это я стану отрицать, что любила вас?! Это я захочу погасить пламя, которое, может быть, и потухнет, но отблеск которого не угаснет никогда?! Любовь женщин, занимающих такое положение, как я, может или озарить, или погубить свою эпоху. Нет, нет, герцог! Вы можете оставить у себя и письма вашей Маргариты и ларчик, который она вам подарила. Из всех писем, что в нем лежат, она требует только одно, да и то потому, что оно опасно в равной мере для вас и для нее.
– Все они в вашем распоряжении; берите то, какое вам угодно уничтожить.
Маргарита стала быстро рыться в ларчике, трепетной рукой перебрала с десяток писем, пробегая глазами только их первые строки: ей достаточно было взглянуть на обращение, чтобы в ее памяти тотчас же возникло и содержание письма; но, просмотрев все письма, она страшно побледнела, перевела глаза на герцога и сказала:
– Здесь нет того письма, которое я ищу. Неужели вы потеряли его? Ведь... если передать его...
– Какое письмо вы ищете?
– То, в котором я прошу вас немедленно жениться.
– Чтобы оправдать свою измену? Маргарита пожала плечами.
– Нет, чтобы спасти вам жизнь. Я говорю о письме, в котором писала вам, что король, видя и нашу любовь, и мои старания расстроить ваш брак с инфантой Португальской, вызвал нашего единокровного брата, герцога Ангулемского, и сказал ему, показывая на две шпаги:
«Или вот этой шпагой ты сегодня вечером убьешь герцога де Гиза, или вот этой я завтра же убью тебя». Где это письмо?
– Вот оно, – ответил герцог де Гиз, вынимая письмо из-за пазухи.
Маргарита чуть не вырвала его у герцога, лихорадочно развернула, удостоверилась, что это и есть то письмо, о котором шла речь, вскрикнула от радости и поднесла к свече. Пламя уничтожило его мгновенно, но Маргаритка, словно боясь, что даже в пепле смогут найти ее неосторожное предупреждение, растоптала и пепел.
Герцог де Гиз все это время следил за лихорадочными движениями своей любовницы.
– Что ж, Маргарита, теперь-то вы довольны? – спросил он, когда все кончилось.
– Да, теперь, когда вы женились на принцессе Порсиан, брат простит нашу любовь; но он никогда не простил бы мне разглашение тайны, подобной той, какую я, из слабости к вам, была не в силах скрыть от вас.
– Да, правда, – ответил герцог де Гиз, – в то время вы меня любили.
– Генрих, я люблю вас по-прежнему, даже больше прежнего.
– Вы?
– Да, я. Я никогда так не нуждалась в преданном и бескорыстном друге, как теперь, – ведь я королева без королевства и безмужняя жена.