– Здорово! – заплясал Фанфан, радуясь успеху маленького бура, одним выстрелом снявшего всадника с коня.

– Ну, Поль, четвертого – на двоих! – крикнул Сорвиголова. – Тебе – офицер, мне – конь.

Два выстрела слились в один. Всадник и лошадь рухнули на полном скаку и исчезли в высокой траве.

– О, я отомщу, и хорошо отомщу, бедный мой отец! – воскликнул, бледнея от гнева, мальчик.

Расправа с авангардом погони заняла всего полминуты. А теперь пора было удирать, потому что весь отряд уже подтянулся к месту гибели своих товарищей и перестраивался для стрельбы.

Садясь на пони, Сорвиголова заметил, что англичане целятся в них, пронзительно свистнул и скомандовал: «Ложись!» Выдрессированные животные, услышав знакомый сигнал, распластались на земле вместе со своими хозяевами – и в воздухе засвистел град пуль.

Внезапно Фанфан болезненно вскрикнул:

– Черт побери, меня, кажется, угостили!

– Бедный Фанфан! – тревожно отозвался Сорвиголова. – Ну-ка, покажи, что с тобой?

– В левую ходулю метили, – пытался шутить Фанфан. – Уф-ф, кость, вроде, цела, только икру продырявили…

– Дай я перевяжу.

– Чепуха! Обмотаю платком, остальное как-нибудь потом… Сейчас есть дела поважнее.

Англичане, не ожидавшие встретить столь серьезных противников, рассчитывали взять мальчишек буквально голыми руками. Теперь они сменили тактику и начали маневрировать. Отряд разделился: семеро поскакали направо, семеро – налево, чтобы отрезать беглецам отступление. Оставшиеся на месте кавалеристы рассредоточились и стали вести огонь в том направлении, где скрывались в траве юные партизаны.

Сорвиголова приподнял голову и быстро оглядел местность.

– Смотри-ка, – заметил он, – они пытаются взять нас в клещи. Придется отступать. Ты как, Фанфан?

– Будь спокоен, хозяин! Уж я-то не стану путаться в ногах. Да я и не дрожу за свою шкуру, а если б дрожал, то сидел бы сейчас дома, на улице Грене в Париже.

Не вслушиваясь в рассуждения Фанфана, Сорвиголова действовал. Он определил по компасу, что справа, всего в двух километрах от них, находится хорошо знакомый ему лес, затем связал узлом стремена обоих пони, закинув их на седла. Англичане продолжали лениво постреливать, видимо, не собираясь ничего предпринимать, пока их товарищи не завершат окружение. Тем временем Сорвиголова забросил за спину свой карабин и, дав знак друзьям следовать за ним, со змеиной быстротой пополз среди высокой травы. Поль и Фанфан последовали его примеру, и вскоре все трое исчезли среди буйной растительности. Пони остались на месте.

Англичане теперь двигались намного осторожнее, их кони трусили шагом. Не обращая на них внимания, Сорвиголова продолжал ползти направо, где уже виднелась опушка леса.

Обернувшись к товарищам, он проговорил вполголоса:

– Только б они не покалечили наших лошадок… Эх, будь со мной хотя бы дюжина моих Молокососов, ни один из этих хаки[9] не вернулся бы в лагерь… Как твои дела, старина Фанфан?

– Потеем, трудимся… – проворчал Фанфан. – Не думаю, что мог бы прыгнуть с трамплина, но для ходьбы на четвереньках лапой больше, лапой меньше – разницы никакой.

К счастью, трава в этой части велда достигала метра и больше в высоту; только это и спасало бесстрашных сорванцов. В другой обстановке англичане их давно уже перестреляли бы, как куропаток.

Между тем правый и левый отряды англичан достигли противоположных концов равнины и теперь готовились сомкнуть кольцо вокруг того места, где, по их мнению, сейчас находились беглецы. Те за это время успели преодолеть около полукилометра среди зарослей трав и к тому же изменили направление движения – прежде они мчались на север, а теперь ползли на восток. Но до спасительного леса оставалось еще не менее полутора километров, а силы раненого Фанфана были на исходе. Ослабевший от потери крови, он стал упрашивать друзей бросить его.

– Помалкивай! – резко оборвал его Сорвиголова. – Или ты вернешься в лагерь вместе с нами, или мы все погибнем здесь!

– Но ты сам посуди! – возмущался Фанфан. – Командующий ждет результатов разведки. От этого зависит судьба сотен людей!

Вместо ответа Сорвиголова только пожал плечами. Слегка приподняв голову над травой, он беглым взглядом окинул равнину. Сейчас от врагов их отделяло около шестисот метров. Если бы они могли и дальше продвигаться в том же темпе, но бедняга Фанфан!..

Выхода не оставалось: Сорвиголова трижды пронзительно свистнул. Бурские лошадки, до сих пор не обнаруженные англичанами, мгновенно вскочили и понеслись бешеным галопом, прыгая над травой, как антилопы. Их тонкий слух верно уловил направление, откуда был подан сигнал.

Растерявшиеся англичане несколько раз выстрелили вдогонку пони, но, увидев, что они без седоков, перестали обращать на животных внимание. Слышали преследователи и свист, но, поскольку их отряды находились далеко друг от друга, им не удалось определить место, откуда он раздался. Больше того – они приняли свист за сигнал к атаке и поторопились сойтись в той точке, где давным-давно никого не было.

Маневр удался блестяще, однако опасность еще не миновала. Сорвиголова подозвал пони легким прищелкиванием языка и в считанные секунды развязал стремена.

– В седло, Поль! – скомандовал он. – Скачи прямо в лес и не оглядывайся.

Пока маленький бур усаживался на лошадь, он поднял Фанфана, взвалил его на холку пони и, вскочив позади раненого в седло, устремился за буром.

Англичане, поняв, что их одурачили, открыли вдогонку бешеную стрельбу. Пока одни кавалеристы вели безостановочный огонь, другие снова бросились в погоню. Каких-нибудь пять-шесть минут – и беглецы достигнут спасительного леса.

Внезапно лошадка Поля зашаталась и едва удержала равновесие. На ее левом боку появилась кровавая полоса.

– Держись крепко, Поль, твой пони ранен! – крикнул Сорвиголова.

Бур и сам уже почувствовал, что пони слабеет. Напрасно он подбадривал его голосом и вонзал шпоры в бока – преданное животное пробежало еще метров триста, а потом тяжело повалилось на землю. Поль успел соскочить с него и стоял целый и невредимый.

– Бедный Коко! – всхлипнул Фанфан, обожавший своего конька.

Остановив своего пони, Сорвиголова крикнул:

– Садись позади меня, Поль, и держись покрепче!

Однако уставший пони уже не мог бежать так, как до сих пор, тем более с тремя седоками. И хотя до леса оставалось не больше трехсот метров, расстояние между беглецами и англичанами сокращалось с каждой секундой.