Надо сказать, что Маска заинтриговал и напугал Лайзу настолько, чтобы она приняла его предложение. Но отнюдь не настолько, чтобы после его ухода девушка не взяла себя в руки и не пересмотрела свои дальнейшие действия. И потому Лайза не стала дожидаться утра, чтобы покинуть подвал, да и отправиться решила она не в деревню в двух часах езды от города.

Дойдя до двери, Лайза осторожно выглянула на улицу. Было темно, но в свете выглянувшей из-за облаков луны было несложно разглядеть пустынную улицу. Девушка вышла на мостовую и обернулась на скрипнувшую дверь.

– Простите, господин Маска, но здесь наши пути расходятся, – усмехнулась она.

Вдохнув полной грудью немного прохладный, свежий воздух, Лайза стала удаляться по улице от двери в подвал. Никем не замеченная и никем не остановленная, девушка совершенно расслабилась, достигнув широкого перекрестка…

Где и окончился бесславно ее побег. Сильная рука резко дернула Лайзу за плечо назад, холодная сталь клинка нападавшего коснулась ее горла.

– Прошу вас, отпустите меня, – взмолилась Лайза. – Я заплачу!

– Теми золотыми, которыми расплатился с тобой я?

Маска опустил кинжал и толкнул Лайзу так, что она упала на мостовую.

– Вы? – удивилась девушка, испуганно взирая на нависавшую над ней черную фигуру.

– Наивно было полагать, что ты не попытаешься сбежать, – спокойно проговорил Маска, объясняя свое присутствие здесь. После этого он наклонился к Лайзе и произнес куда менее дружелюбно: – Возвращайся обратно и больше не делай глупостей.

Лайза кивнула.

– Я дам тебе знать, когда и где мы встретимся в следующий раз.

Лайза вновь кивнула.

Удостоверившись, что девушка больше не попытается сбежать, Маска покинул улицу и направился в сторону своего дома. Уже светало, скоро должны были проснуться слуги. Молодой человек не мог допустить, чтобы они заметили его отсутствие. Да и господину следовало дать знать, что все прошло согласно плану.

Первого июня в загородном доме графини Елизаветы Дюваро неизменно имел место бал, который его хозяйка именовала «Днем открытия лета». Но примечательно в этом балу было отнюдь не то, что он проводился графиней в первый день лета и в самом деле мог именоваться его открытием. И даже то, что бал в доме ее сиятельства неизменно отличался от всех подобных ему количеством нулей в счетах, предъявляемых после графине, следовало отмечать в последнюю очередь. В первую же, «День открытия лета» от проводимых вне столицы балов отличало то, что посетить его считали своим долгом все дворяне, кроме, быть может, нескольких столичных стариков. И короля Эдуарда, не любившего праздные увеселения и посещавшего лишь один бал в своем государстве – ежегодно даваемый в королевском дворце по случаю своего Дня рождения.

Причин для подобного отношения со стороны света к балу графини Елизаветы было множество. Традиционно среди них назывались красота и богатство еще не слишком старой вдовы, осведомленность ее во многих делах, роскошный прием и щедрые угощения. Так же порой среди причин успеха бала называлось то обстоятельство, что бал этот был первым после почти месячного перерыва, за время которого дворяне со своими семьями переезжали в загородные дома.

Впрочем, вряд ли указанные причины и обстоятельства имели хоть какое-то отношение к человеку, которого за глаза нередко называли «провинциальным королем». Ибо барон Стефан Грей имел почти ту же прихоть, что и его величество Эдуард, и не посещал никаких балов, кроме одного единственного – в доме графини Дюваро.

В молодости, то есть почти пятьдесят лет назад, барон Грей был очень дружен с покойным графом Дюваро. Они служили под началом одного генерала, а по окончании недолгой военной карьеры поселились в соседних поместьях. Часто охотились вместе, почти ежедневно встречались, чтобы сыграть в шахматы. В силу ли этой дружбы или по иным причинам, но после трагической кончины его сиятельства (не удержавшись в седле, граф упал с лошади), барон Грей сохранил искренне теплые отношения с его супругой. И, вероятно, графиня Елизавета была единственным человеком, с которым его благородие вообще поддерживал хоть какие-то отношения.

Барон Грей слыл в округе человеком, обращаться к которому будь то с просьбой, советом или предложением, не стоило даже в самую последнюю очередь. Он никогда не принимал гостей, кроме графини Дюваро, он никогда не наносил визитов. Общался с окружающим миром его благородие через своего дворецкого и личного помощника Джона, и потому бал «Дня открытия лета» был не только шансом в случае большой удачи перемолвиться с бароном парой слов, но и шансом хотя бы просто увидеть его.

Впрочем, по мнению молоденьких девушек и большей части их старших коллег, смотреть на этого высокого, худого, словно мумифицированного, старика с орлиным носом и цепким ледяным взглядом не могло быть никакого желания у всякого уважающего себя человека.

Однако при наличии внешности, в общем-то, отталкивающей барон Грей умел при желании нравиться женщинам. Он неизменно безупречно одевался, держался обходительно и даже мог расщедриться на комплимент, если появлялась вдруг такая необходимость. Но никогда барон Грей не становился привлекательным настолько, чтобы какая-нибудь красотка влюбилась в него без памяти. Неизвестны оставались причины, подтолкнувшие его благородие к такому решению, но все дворяне страны знали, что барон намерен никогда не жениться.

– Стефан! Как мило с твоей стороны заглянуть на мой бал! – протягивая барону тонкие белые руки, казавшиеся еще бледнее из-за длинных рукавов ее черного платья, воскликнула графиня Дюваро. Несмотря на то, что смерть ее мужа имела место шесть лет назад, женщина все еще считала своим долгом носить по нему траур.

– Вы знаете, моя милая, я не мог отклонить ваше приглашение, – любезно поклонился барон Грей.

Взяв его под руку, графиня ввела своего друга в бальную залу, где уже кружились в танце некоторые из пришедших ранее гостей. Внимание не пришлось его благородию по душе, но он сумел сохранить непроницаемое выражение лица. Более или менее значимых людей в зале барон приветствовал с улыбкой, чуть тронувшей уголки его рта. Остальных одарил тем самым неприятным ледяным взглядом, что мгновенно дал понять: вести бесед «из вежливости» барон Грей не намерен. Исполнив необходимый ритуал, старик ушел в самый дальний угол, пообещав хозяйке дома один из танцев.

– Не знаю, что может быть скучнее всего этого, – прошептал его благородие, присаживаясь в золоченое кресло у прохладной стены, отделанной розовым мрамором.

Если кто и слышал жалобу барона, то не посмел ответить на нее.

Тем временем, почти все ожидаемые гости прибыли и бал начался.

В течение часа все шло своим чередом, что, разумеется, не могло не огорчать графиню Дюваро. Она всегда старалась добавить легкую изюминку в угощение, приготовленное гостям, и этот раз не был исключением. Графиня устроила все, что от нее зависело, но угощение уже было подано, а изюминка все никак не желала появляться. Настроение дамы ухудшалось с каждой минутой, и вскоре начало казаться, что его уже ничто не спасет.