Аутсорсинг оправдывают тем, что он якобы привносит конкуренцию как фундаментальное условие функционирования рынка. Но в большинстве случаев она является существенно ограниченной. Например, в случае поставок воды конкуренция практически отсутствует, поскольку довольно трудно добиться того, чтобы в некоем отдельном речном бассейне эту функцию выполняла более чем одна компания. В других случаях в высшей степени ограниченной конкуренции участвует очень небольшое количество фирм. Соперничество присутствует главным образом на стадии борьбы за контракты; при этом очень часто договор сам по себе предполагает получение фирмой монопольных прав на осуществление поставок в течение нескольких лет. Так происходит, например, в случаях предоставления услуг школой, услуг по охране здоровья и оказанию социальной помощи. Заключение контрактов на длительный период (во многих случаях на сроки до 35 лет) позволяет обеспечить устойчивость и избежать перерывов в предоставлении услуг. На таком длительном интервале времени конкуренция отсутствует в принципе. Когда же приходит срок пересмотра договоров, существует сильная (пусть и не универсальная) презумпция предпочтительности возобновления контракта с давно присутствующей на рынке фирмой. Очевидно, что ее менеджеры поддерживают тесные отношения с государственными чиновниками, участвующими в переговорах. Чтобы избежать никому не нужных потрясений, достаточно продлить договор с уже существующим поставщиком.

Практику аутсорсинга оправдывают и тем, что частные фирмы приносят с собой новые экспертные знания. Но изучение базы экспертных знаний основных частных поставщиков услуг показывает, что одни и те же фирмы присутствуют в различных секторах. Например, базирующаяся в Англии, но действующая глобально фирма SERCO имеет договоры на предоставление услуг во всех секторах сферы транспорта (включая контроль над воздушным движением), на оказание тюремных услуг и обеспечение безопасности, на управление приватизированными государственными научно-исследовательскими и досуговыми центрами, организацией обороны и школами. Схожим образом оценивается и деятельность нескольких других фирм из разных стран. Экспертные знания этих корпораций, их стержневые виды хозяйственной деятельности сосредоточены в знании о том, как выигрываются государственные конкурсы. Никакими существенными знаниями в сферах предоставляемых услуг эти компании не обладают. Для того чтобы обеспечить выполнение своих обязательств, они перенанимают людей, уже занятых в интересующих их секторах – как правило, работавших в организациях государственного сектора, участвовавших в конкурсах на поставку услуг, но проигравших. Это и объясняет способность частных фирм «объять необъятное» количество видов деятельности, единственная связь между которыми – существование процесса участия и победы на государственных конкурсах. Обычно в советах директоров таких фирм присутствуют бывшие политики и высокопоставленные чиновники, а сами компании не скупятся на щедрые денежные взносы в адрес политических партий. Все это входит в круг стержневых направлений их деятельности. Довольно трудно понять, какие именно выгоды приносит эта политически управляемая конкуренция конечному потребителю услуг.

В соответствии с еще одним доводом в пользу аутсорсинга переход на контрактную систему ведет к снижению издержек. Данное положение вызывает немалые сомнения, учитывая ограниченный характер конкуренции, тесные взаимовыгодные отношения между подрядчиками и государственными чиновниками, необходимость получения частными фирмами прибыли, достаточной для того, чтобы удовлетворить своих акционеров, а также величину трансакционных издержек, возникающих в тех случаях, когда предоставление услуг передается от внутреннего поставщика независимому подрядчику. Можно назвать, пожалуй, лишь одну область, в которой возможна существенная экономия издержек, – частные фирмы способны значительно снизить расходы, связанные с оплатой труда основного персонала и обеспечением хороших условий его труда. В отличие от них государственные учреждения и организации обязаны были создавать себе репутацию «хороших работодателей». Иначе они подверглись бы острой общественной критике. В случае же возникновения скандалов, связанных с обращением с персоналом фирм-подрядчиков, политический словесный «огонь» направляется на государственные власти, заключившие контракты, а не на сами компании. В Великобритании некоторые подрядчики устанавливают настолько низкую заработную плату, что их наемные работники получают субсидии к своему денежному вознаграждению в рамках схемы государственного налогового кредита. Низкий уровень заработной платы дает подрядчикам возможность утверждать, что заключаемые ими договоры позволяют экономить государственные деньги. В то же время другая часть государственных фондов вынуждена нести бремя налоговых кредитов. Такая практика едва ли позволяет экономить хоть какие-то государственные деньги.

Наконец, аутсорсинг и другие формы участия частных фирм в государственной хозяйственной деятельности оправдываются на том основании, что они позволяют правительствам разделить финансовые риски крупных проектов с частными инвесторами. Указывается, что инвесторы получат прибыль в тех случаях, если проекты будут приносить планировавшиеся доходы, и понесут потери, если они окажутся убыточными, в полном соответствии с законами капиталистического рынка. В данном случае в качестве основного примера рассматриваются государственно-частные партнерства, создаваемые для финансирования крупных инфраструктурных проектов, а также осуществления программ по строительству школ и больниц. Типичным является случай, когда частная инвестиционная фирма берет на себя капитальные расходы в рамках государственной программы в обмен на получение собственности на создаваемые государственные активы (например, больницу). Затем она передает активы соответствующей государственной службе, в течение длительного времени компенсирующей капитальные инвестиции. При этом, в соответствии с условиями контракта, государственная служба должна придерживаться заранее определенной модели использования активов, в то время как потребности в услугах могут изменяться. Это тем более важно, что после финансового кризиса 2008 г. стал известен целый ряд примеров, когда сопряженный с риском элемент капитального финансирования становится реальным. Все без исключения центральные правительства перешли к страхованию рисков и гарантиям возврата средств частных инвесторов. Тем самым мы возвращаемся к ситуации, когда государство играло «первую скрипку» в осуществлении общественно значимых инвестиционных проектов. То есть складывается ситуация, когда совместные с частным сектором инвестиции позволяют предположить, что в случае необходимости государство обязательно придет на помощь своим партнерам. В данном случае перед нами пример более общей проблемы. В экономической теории капитал принимает на себя риск экономического предприятия и получаемый им процент отражает этот риск. В то же время изменение соотношения сил между инвесторами, с одной стороны, и наемными работниками, государством и обществом в целом – с другой, привело к тому, что капитал во многих случаях требует защищенную норму прибыли, перекладывая риск на других участников.

Действительно строгие теории неолиберализма отводят государству в значительной степени ограниченную роль, что наиболее четко и ясно прослеживается в требованиях, обычно выдвигаемых Республиканской партией США. Но все они являются нереалистичными и имеют самое незначительное отношение к действительности самого неолиберализма. Примитивная антигосударственная политика неолибералов привела к отсутствию у них последовательной теории отношений между государством и экономикой. Поэтому им приходится демонстрировать удивительную «ловкость рук». Неолибералы не проводят различия между рынками и корпорациями, и это позволяет им выступать с заявлениями о том, что передача какого-либо актива в руки корпораций равнозначна выведению его на рынок. Корпорации, в свою очередь, устанавливают тесные взаимоотношения с государственными чиновниками. Эта фантазия не подвергается сомнению, несмотря на полное отсутствие у корпораций всех восхваляемых характеристик рынка, таких как выбор конечных потребителей, невмешательство в политику со стороны групп, преследующих интересы бизнеса, и принятие капиталом всех рисков. В лучшем случае мы имеем дело с обманом, в худшем – с прямой коррупцией. В этой особой форме неолиберализм превращается в высшей степени сомнительную политическую силу. И все же он является преобладающей политической идеологией, которая, как утверждается, вытеснила социальную демократию с исторической сцены.