одном воспоминании даже во сне сводит скулы. А хлеб! Горячий, прямо из пекарни, с хрустящей корочкой и душистым мякишем. Хоть бы не есть, хоть бы только понюхать!

Мы не могли приготовить себе горячей пищи три дня. Шторм так свирепо трепал баржу, что нечего было и думать разжечь в кубрике печь. Стоило бы нам только выйти на палубу, как первая покрывшая баржу волна смыла за борт любого.

Поэтому мы и старались спать. Ложились рядышком, обнимали один другого, Чтобы хоть немного согреться. Анатолий Крючковский справлялся с заданием «спать!» лучше всех. Я шутил, что если бы мы сдавали экзамены на медведей, то Анатолий получил бы пятерку с плюсом.

И так продолжалось три дня и три ночи. Мы почти ничего не ели. Нас выручала пропитанная морской водой буханка горько-соленого хлеба. Каждый получал в день по тоненькому ломтику, который, казалось, просвечивал насквозь, по ложке свиной тушенки.

Воду берегли больше всего. Пили по глотку в день.

На четвертый день нам показалось, что шторм стал вроде затихать. Но нам это, действительно, только показалось. Наверное, мы привыкли к грохоту волн и вою ветра. Помню, мне рассказывали, что на фронте солдаты могли спать под грохот канонады.

Мы не вели метеорологических наблюдений, не знали толком, куда нас относит. Мы могли лишь предполагать, что северо-западный ветер тащит нас на юго-восток. И еще мы знали, что нас крепко держит в своих лапах «течение смерти» — куросиво. Оно тоже двигалось в этих местах на юго-восток. Значит, по сумме двух слагаемых — ветра и течения, основное направление Нашего дрейфа — юго-восток.

Такой вывод нас успокаивал. Нас тянуло к большим океанским дорогам, где ходит много кораблей. И еще у нас была надежда, что нам попадется советское судно, возвращающееся из района испытания нашей баллистической ракеты. Это было бы похоже на сказку. Ну, а вообще любое судно пусть встретится нам. Закон моря одинаков во всех странах.

С тоской смотрели мы на погибший радиопередатчик. Мы были уверены — и не напрасно! — что нас упорно ищут, что стоит утихнуть урагану, стоит пройти снежным зарядам, сокращавшим видимость до десяти метров, как выйдут в океан катера, полетят над океанскими просторами самолеты.

Все будут искать нас.

И как-то уж так получилось, без просьб со стороны товарищей, я начал рассказывать о спасении челюскинцев, о молодогвардейцах, о Маресьеве.

Мы старались как можно меньше двигаться, и, лёжа на полу машинного отделения, я негромко говорил. А товарищи слушали. За эти мои рассказы Асхат Зиганшин в шутку назвал меня в беседе с одним американским корреспондентом «священником».

Утро наше начиналось с «врачебного» осмотра, который проводил Асхат. Он дотошно расспрашивал каждого, не простыл ли он, нет ли ломоты в теле, требовал показать зубы, не опухли ли десны, нет ли признаков цинги, щупал ноги, не опухают ли.

Нет. Все было в порядке. Мы не простывали, не опухали, а наши зубы при необходимости могли бы разжевать и железо, если бы оно было съедобным.

Откровенно говоря, наше здоровье не только от молодости, от хорошей сопротивляемости молодого организма. Среди нас не было человека, который не любил бы спорт. Хорошая закалка помогла нам в дни сурового испытания.

Асхат Зиганшин был неплохим спортсменом в подразделении. Он хорошо работал на турнике и брусьях, бегал и стометровку и на километровую дистанцию. Крючковский отдавал предпочтение тяжелой атлетике. Я часто видел, как он «баловался» двухпудовыми гирями, ловко поднимал штангу. Что касается Филиппа, то тот предпочитал гимнастику и акробатику. Занимался спортом и я.

Силы, накопленные исподволь в дни тренировок, теперь отдавали нам сторицей.

Наконец, океан снова устал. Утром 27 января сила шторма едва достигала четырех баллов. Для нас это приравнивалось к штилю. Наша баржа лениво взбиралась на водные хребты и скатывалась в межхребетья. Волны уже не перекатывались через палубу.

Мы вылезли из трюма подышать свежим воздухом, оглядеться. Но ничего не увидели. Липкий, вязкий туман накрыл океан.

Первым делом отправились в кубрик, проверить, целы ли бочонок с пресной водой и печь. Они не пострадали, хотя в кубрике океан похозяйничал, как хотел.

Тут, собирая раскиданные штормом вещи, Филипп вдруг вспомнил о гармони. Отыскали ее под койкой в сундучке.

— Смотрите! — обрадованно воскликнул он, — цела! Совсем цела. Вот только клапаны отсырели.

Прошелся Филипп по клапанам сверху вниз. Зазвучала гармонь. Сипловато заговорили басы.

— Простудились! — пошутил Анатолий. — А вот верха, те ничего.

Наконец мы могли сварить себе суп, поесть горячее. Снова занялись пересчетом и учетом продуктов. Пересмотрели рацион. Решили, что мы можем съедать по картофелине в день, добавлять в похлебку по ложке крупы на каждого и по пол-ложки жира.

Дежурным по кухне был я. Вымыл четыре картофелины, разрезал их, положил в котелок крупы и стал варить обед. Стою, держу над огнем печки котелок, и вдруг, словно кто в бок меня толкнул. Вспомнился давнишний разговор с Анатолием. Говорил он как-то, что ему двадцать седьмого января исполнится двадцать один год. А сегодня как раз двадцать седьмое. Счетом дней у нас ведал Асхат. Он каждый день заполнял судовой журнал. Я спросил, чтоб не ошибиться:

— Какое число сегодня?

— Двадцать седьмое, — ответил Филипп. — Десять дней как болтаемся без руля и без ветрил. А что?

Стал я по стойке «смирно» и говорю по всем правилам:

— Товарищ младший сержант, разрешите доложить.

Удивился Асхат, да и Филипп с Анатолием посмотрели на меня с недоумением.

— Докладывайте, — тоже официально сказал Зиганшин.

— Сегодня, — говорю я, — Анатолию Федоровичу Крючковскому исполнился двадцать один год.

Смутился Анатолий:

— Какой там день рождения, — махнул рукой.

— Как какой, самый настоящий, — сказал Асхат. — Поздравлять будем. По всем правилам. А Ивану спасибо скажи, что напомнил. А то из-за этой штормовой кутерьмы чуть было про праздник не забыли. Не годится.

Асхат обнял Анатолия, поздравил, пожелал долгих лет жизни. Не остались в долгу и мы.

— В гости приглашай! — сказал Поплавский.

— Праздник так праздник! — весело воскликнул Асхат. — Удвоить норму по такому случаю.

Я с превеликим удовольствием быстро выполнил приказание командира. В бачке стало восемь картофелин и восемь ложек крупы.

Это было похоже на великолепное пиршество!

— Прими от нас подарок, Анатолий, — подумав, сказал Асхат. — Мы дарим тебе вторую порцию воды.

— Нет, — ответил Анатолий. — Спасибо за подарок. Разделим воду на всех. Один я пить не стану.

— Твой день рождения, тебе вместо торта воду дарим, — сказал Филипп.

Анатолий улыбнулся.

— Когда торт приподносят, его на стол, ставят. Так вот и воду — на всех.

Сколько мы ни уговаривали Анатолия, он не сдался. Решили