что примечательно. Знает о подвиге засадного полка во главе с Владимиром Андреевичем и автор «Задонщины», но он сообщает об этом так, что без данных «Сказания» мы не смогли бы догадаться, какое конкретное событие имеет в виду фраза «Задонщины»: «И, кликнув клич, ринулся князь Владимир Андреевич, врезался со своей ратью в полки поганых татар, золоченым шлемом посвечивая. Гремят мечи булатные о шлемы хиновские». «Задонщина», таким образом, подтверждает достоверность подробного рассказа «Сказания», а «Сказание», в свою очередь, дает возможность раскрыть более полно смысл не всегда ясных для нас свидетельств «Задонщины».

Наряду с исторически достоверными сведениями - рассказ о действиях засадного полка, перечисление посланных «сторож» в поле, сообщение о том, что в одежде великого князя и под великокняжеским знаменем во время боя находился воевода Михаил Бренков, а князь в воинском одеянии бился в первых рядах и был контужен и т. д., - ряд эпизодов, в основе которых также лежат действительные факты, переданы в «Сказании» в легендарно-эпическом осмыслении. В «Сказании» много внимания уделено иноку-богатырю Пересвету. Мы узнаем, что на Куликово поле он пошел из Троицкого монастыря вместе со своим братом Ослябей. Описанием его единоборства с татарским богатырем начинается повествование о битве. Образ Пересвета и характер рассказа о нем носят эпическую окраску, но за этим, вне всякого сомнения, лежат реальные события. О Пересвете и о его героизме узнаем мы и из «Задонщины», в летописных повестях о Мамаевом побоище Пересвет назван в числе погибших воинов. Легендарно-эпический характер носит эпизод испытания примет в ночь накануне боя воеводой Дмитрием Волынцем. Но едва ли можно сомневаться, что в основе его лежит реальный факт - ночная разведка накануне боя.

Ряд эпизодов «Сказания», в соответствии с мировоззрением того времени и требованиями литературного этикета, о котором мы говорили выше, носят фантастически-вымышленный характер. Таков, например, рассказ о ночном видении бывшего разбойника Фомы. Находясь в ночном дозоре, он будто бы видит, как на Куликово поле по воздуху идут, чтобы помочь русским, небесные воинские силы, во главе которых выступают святые Борис и Глеб.

В двух случаях в «Сказании» перед нами явный анахронизм - историческое несоответствие: союзником Мамая назван литовский князь Ольгерд, участником событий 1380 года изображен митрополит Кипри-ан (великий князь советуется с ним, Киприан благословляет поход). На самом же деле этого не могло быть: Ольгерд, великий князь литовский, умер в 1377 году и в союзе с Мамаем выступал его сын Ягайло. Митрополит Киприан в 1380 году находился в Киеве, а великий князь московский в это время не признавал его права на митрополичий стол в Москве и призвал его в Москву лишь в 1381 году. В некоторых редакциях «Сказания» литовский союзник Мамая назван исторически верно - Ягайлом, но это поздняя поправка - в первоначальном виде «Сказания» литовский князь назывался Ольгердом. Чем же объясняются эти анахронизмы?

В данном случае перед нами сознательный литературный прием, заострявший публицистическую направленность произведения. И смысл он имел именно только в том случае, если произведение писалось в не слишком отдаленное от 1380 года время. Ольгерд был давним и опасным врагом Москвы, он несколько раз предпринимал походы на Московское княжество, и имя этого врага Москвы, опытного воина и мудрого полководца, было хорошо известно на Руси. Называя Ольгерда союзником Мамая и изображая его нерасторопным и даже трусливым (он действует не по собственному расчету, а по совету Олега Рязанского, не успевает вовремя прийти к месту битвы, а узнав о победе московского князя, возвращается назад), автор «Сказания» тем самым еще ярче подчеркивал величие Куликовской победы: поражение терпит не только Мамай, но и другой враг Москвы - Ольгерд Литовский.

Глубокий идейный смысл имело и упоминание имени митрополита Киприана. Единение и полное согласие великого князя и митрополита для того времени представлялось очень важным в политическом отношении - митрополит был главой церкви всех русских княжеств, - свидетельствовало о мудрости и государственной мощи великого князя. А автор «Сказания» стремился нарисовать идеальный образ великого князя московского и как воина и как государственного деятеля.

«Сказание о Мамаевом побоище» привлекало внимание читателей подробным рассказом обо всех событиях 1380 года: здесь повествовалось о тайных переговорах с Мамаем рязанского и литовского князей, о сборах войск, их походе на Куликово поле, о самом сражении и о дальнейшей судьбе Мамая, Олега Рязанского и Ольгерда Литовского, о возвращении воинов с поля брани. Оно должно было вызывать интерес и сюжетностью повествования. И перипетии Куликовской эпопеи, и судьба многочисленных участников ее заставляли читателя с напряжением следить за развитием сюжета. И в поздних редакциях «Сказания» первоначальные эпизоды усложняются, добавляются новые увлекательные подробности. Так, например, в Основной редакции только говорится о том, что московский князь послал с дарами к Мамаю посла Захария Тютчева. В Распространенной же редакции, возникшей позже Основной и дополненной целым рядом новых подробностей и новыми эпизодами, вставлен большой, сказочный по своему характеру рассказ об этом посольстве к Мамаю. Посол московского князя обманывает Мамая и приводит к великому князю московскому Мамаевых вельмож. В этой же редакции вставлен большой рассказ о помощи Дмитрию Донскому новгородцев, в основе которого, как полагают некоторые исследователи, лежит эпическая историческая песня об участии новгородцев в битве с Мамаем. Многими подробностями в различных редакциях и вариантах обрастает рассказ о поединке Пересвета с татарским богатырем. Самые разнообразные дополнения, изменения, сокращения присущи не только для разных редакций и вариантов памятника, но часто встречаются только в единичных списках «Сказания».

Различные произведения Куликовского цикла (так принято называть памятники, посвященные Куликовской битве) за время своей длительной литературной жизни влияли друг на друга. Уже в первоначальном, авторском тексте «Сказания о Мамаевом побоище» имелись вставки из «Задонщины». В поздних вариантах и редакциях «Сказания» появляются новые заимствования из этого памятника Куликовского цикла. Имело место и обратное явление - в некоторых списках «Задонщины» могут быть отмечены вставки из «Сказания». То же самое можно сказать и о входящих в Куликовский цикл летописных повестях о Мамаевом побоище.

Разнообразие редакций «Сказания», обилие вариантов внутри редакций свидетельствует о том, что древнерусские книжники переписывали его не безучастно, а стремились пополнить это повествование о Куликовской битве известными им подробностями, раскрасить новыми деталями особенно взволновавшие их эпизоды.

* * *

В 1980 году исполняется 600-летие Куликовской битвы. Но в 80-е годы нынешнего века можно отмечать еще более славный юбилей - 1000-летие русской литературы. Первые семь веков этого тысячелетия принадлежат литературе древнерусской. Почетное место среди произведений, созданных за этот длительный период, занимают памятники,