Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но он мог бы заработать целое состояние, если бы устроился в «Савой» или «Риц», – понизила голос Розали.
– Он какое-то время там и работал. Только это чуть не стоило ему семьи. Они были на грани развода, но Глену удалось выбраться из ловушки, купить ресторанчик и наладить отношения с Лючией, которая столько для него сделала. Ему предлагали кучу денег, чтобы он вернулся, но Глену это не нужно. Он счастлив здесь, Лючия счастлива, а это все, что имеет для него значение. Он нашел свою обетованную землю.
– Звучит так, словно вы ему завидуете.
– Почему вы так решили? Я тоже нашел свое место в жизни. А как насчет вас?
– Меня?
– Да, вас. Вы нашли свое место в жизни? – спросил Кингсли подозрительно мягко. – Вы занимаетесь тем, что вам нравится, встречаетесь с людьми, которые вам интересны?
– Разумеется. – Разговор нравился ей все меньше и меньше.
– Тогда нам обоим повезло.
В его тоне было что-то издевательское, словно он ни капельки не верил ей. А кто он, собственно, такой?
– Именно так. Я вернусь через минуту. – Розали встала и направилась к двери с надписью «Синьорина».
В небольшой безупречно чистой туалетной комнате молодая женщина взглянула на себя в зеркало. Щеки горели, глаза сверкали, выражение лица было сердитым. Что с ней происходит?
Она ведь собиралась держать дистанцию, не переходя на личности. По правде говоря, зла она была только на себя. Самоконтроль – вот чего ей не хватает. Все дело в самоконтроле. И ей это известно лучше других.
Розали закрыла глаза и тряхнула головой.
Воспоминания, которые она задвинула в самый дальний уголок памяти, нахлынули на нее волной.
…Она снова превратилась в маленькую девочку, которая вцепилась в перила лестницы и с дрожью вслушивается в знакомые голоса родителей в гостиной. Вот отец кричит на маму. Потом раздаются другие звуки, тоже хорошо знакомые. И потом внезапно наступает оглушительная тишина. И снова голос отца, на этот раз взволнованный:
– Шанталь? Шанталь, вставай.
Все поплыло у нее перед глазами.
Затем огни «скорой помощи», полицейская сирена. Розали нашли в оцепенении на ступеньках лестницы и отвезли к родителям матери.
Отец вырос в детском доме, у него не было семьи. А спустя пару дней бабушка тихо рассказала ей, что мамочка отправилась к ангелам на небо. Ее нежная красивая мать, которая никогда никому не причинила боли, так и не пришла в себя после смертельного удара по голове, полученного от руки мужа.
В день суда отец покончил жизнь самоубийством. Так в пять лет девочка осталась сиротой.
Растили ее дедушка с бабушкой. К тому же у Розали было много родственников, двоюродных братьев и сестер. Ее детство вполне можно было назвать счастливым, но ей всегда недоставало матери. С самого рождения она была ее любимицей, маминой маленькой девочкой…
Со временем Розали поняла, что отец безумно ревновал Шанталь ко всем, не только к мужчинам. Ее бедной матери пришлось жить в совершенной изоляции от мира, потому что так требовал муж. Но все попытки сохранить мир в семье закончились трагедией, о которой Розали никогда не забудет.
Когда ей исполнилось восемнадцать, дедушка с бабушкой решили вернуться на родину, во Францию. Здоровье дедушки оставляло желать лучшего, и ему хотелось повидать своих братьев.
Розали долго мучилась перед выбором – бросить университет в Лондоне и поехать с ними или остаться в Англии. Здесь были ее друзья, ее жизнь. В конце концов она решила остаться. А в скором времени встретила Майлза Стюарта…
– Хватит воспоминаний. – Она произнесла это вслух, сама того не замечая. Губы превратились в узкую полоску. Почему она вспомнила это именно сейчас? У Майлза и Кингсли не было ничего общего. И все же…
Оба они обладали одним несомненным качеством, неуловимым и одновременно осязаемым.
Такой мужчина пробуждает в женщине первобытные желания, хочет она того или нет. Мужская привлекательность, животный магнетизм мощное оружие в руках охотника.
Розали вздохнула, вымыла руки, коснулась щеткой своих длинных шелковистых волос и обновила помаду.
Кингсли разговаривал с Гленом.
– Я еще никогда так вкусно не ела, Глен, – поблагодарила Розали.
– Большая честь – готовить для такой красивой женщины, – улыбнулся Глен. На вид он был прирожденным соблазнителем, но что-то подсказывало, что Глен – очень верный муж.
Розали повернулась к высокому стройному мужчине, бывшему сегодня ее спутником, и смело встретила взгляд синих глаз. Взяв его под руку, она шагнула навстречу яркому майскому солнцу.
– Это был восхитительный ланч, – вежливо сказала она, вспомнив о хороших манерах. – Спасибо.
– Не за что. Я тоже получил большое удовольствие.
Обычная фраза, но в его устах она прозвучала как нечто большее. Розали взглянула на него, но синие глаза смотрели невинно и бесхитростно. Да, впереди ее ждет трудный день.
Как это могло произойти? – уже в сотый раз спрашивала себя Розали. Десять лет она провела на строительных площадках и ни разу не споткнулась. А сегодня? Она выставила себя полной дурой в глазах Уорда. Вот она разговаривает с архитектором в надежде поразить Кингсли своей деловой хваткой, а в следующий миг уже лежит в пыли, корчась от боли в щиколотке.
Архитектор, приятный мужчина средних лет, не на шутку перепугался, но не успел сделать и шагу, чтобы ей помочь, как Кингсли опередил его.
– Со мной все в порядке, спасибо, – пробормотала Розали. – Я могу идти. – Ощущать себя в его объятьях было выше ее сил.
– Успокойтесь.
Она попыталась высвободиться, но сильные руки только крепче сжали ее.
– Правда, мне уже лучше, – солгала она, кусая губы от боли.
– В таком случае я Микки-Маус.
– Это, скорее всего, растяжение, мисс Милберн, – предположил архитектор. – Но вам все же лучше съездить в больницу.
– Я не поеду в больницу из-за простого растяжения.
– Именно это вы и сделаете, – отрезал низкий мужской голос.
Она продолжала бы возражать, если бы чувствовала себя хоть немного получше. К боли в ноге примешивалось странное ощущение близости с ним, она ощущала аромат его лосьона, чувствовала напряжение мускулов под одеждой.
– Если вы просто отвезете меня обратно в офис, я буду вам очень признательна. – Розали не знала, что делать со своими взвинченными нервами.
Кингсли ничего не ответил. Он донес ее до машины и опустил на сиденье так бережно, словно она была хрупкой фарфоровой вазой. Но Розали все равно не смогла сдержать стона, такую боль причиняло ей малейшее движение.