Отказалась она только от курения. В компании курильщиков я попадала в запахи своего детства, вспоминала длинноволосых хиппи в джинсовых куртках и переполненные пепельницы на деревянном столе. Мама всегда блистала на таких сборищах – прежде всего начитанностью. И ее никогда нельзя было упрекнуть в отсутствии собственного мнения. Она имела его даже о том, о чем у нее не было представления. Не говоря уж о вещах более-менее ей близких.

Надо отдать ей должное, мама никогда не навязывала мне свою точку зрения, предоставляя возможность исходить из собственного опыта. Она была самым искренним, честным и неподкупным человеком из всех, кого я когда-либо встречала в жизни. Без нее я не стала бы тем, кем стала, – здесь я нисколько не преувеличиваю. Это мама наделила меня мужеством и умением не пасовать перед трудностями. «У тебя нет шансов – так используй это» – ее любимая присказка. При всей несхожести наших взглядов на жизнь не было у меня человека ближе, чем она.

Выпив просекко, я оглядела мамину комнату – коробки с книгами, письменный стол, ноутбук, больше ей и не требовалось, – и как бы невзначай спросила:

– Мой отец… скажи, ты знала его родителей?

Она потрясенно взглянула на меня. Еще бы, ведь мы никогда об этом не говорили.

– Что это на тебя нашло?

– Да так, просто интересно…

В ее глазах мелькнуло недоверие.

– Мама, я просто хочу знать. Его родители, кем они были?

– Но ты же знаешь… к чему опять ворошить эту давнюю историю?

– Они мне безразличны, я просто хочу знать.

– Они с Сицилии… я же рассказывала тебе. Точнее, с какого-то островка у Сицилии.

– Оба?

– Кто «оба»?

– И отец и мать?

– Ну да… Они всегда там между собой женятся… Настоящая катастрофа. Я ведь была… совсем с другой планеты.

– И как ее звали?

– Джульетта… если ты имеешь в виду отцовскую мать.

– Поэтому я Юлия?

– Это была моя идея.

– Так ты была с ними знакома?

– Объясни наконец, что происходит?

– А его отец… как его звали?

– Этого я не помню.

– Он был немец… могло такое быть?

– Нет, нет… Они же гастарбайтеры… приехали в Германию в шестидесятые годы… Как тебе только в голову взбрело такое?

Я задумалась. Насколько правильным будет с моей стороны рассказать ей обо всем?

– И ты никогда их не видела?

– Нет же!

На этот раз она не на шутку разозлилась. Я помедлила, прежде чем сделать решающий выстрел:

– Ты знаешь, кто такой Винсент Шлевиц?

– Нет, а кто это?

– Он явился на наш показ… Назвался моим дедом. Отцом…

Имя моего отца было под негласным табу, но упоминать его не было никакой нужды. Я достала из кармана фотографию – влюбленная пара в Милане.

– Ты их знаешь?

Мама раздраженно нацепила очки для чтения.

– Это отцовская мать. А это… – я ткнула пальцем в молодого человека, – это он и есть, Винсент Шлевиц.

Таня взглянула на меня поверх очков – смесь подозрительности и неуверенности.

– Чего же он от тебя хотел?

– Он сказал, что отец… в общем, мой отец жив.

Это для нее оказалось слишком. Я испугалась, что Таню вот-вот хватит удар.

– Но ведь он немец… я имею в виду твоего гостя… Это невозможно, он солгал.

– Он вовсе не выглядел проходимцем. Напротив, весьма почтенный господин.

– Значит, он тебя с кем-нибудь перепутал.

Таня решительно вернула мне снимок, явно предлагая закрыть тему.

– Сколько мне было лет, когда умер отец?

– Восемь или около того… точно не помню.

– А если это правда? Что, если отец и в самом деле жив?

– Такого не может быть. Но даже если оно так, что это меняет… для тебя лично?

Теперь уже я разозлилась.

– То есть как «что меняет»?

– Ну… для тебя же никакой разницы нет. Всего, чего хотела, ты добилась без его помощи. Летаешь по всему миру, получаешь призы…

Мама явно хотела увести разговор в сторону.

– У тебя сохранилось свидетельство о смерти? – спросила я. – Ну… хоть какое-нибудь доказательство?

Она покачала головой:

– Нет. Ты – единственное доказательство того, что он существовал. – Она обхватила мою голову. – Это долгая история, мое сокровище… В конце концов, мы с тобой неплохо справились вдвоем, разве не так?

Она улыбалась. Я не могла не улыбнуться в ответ.

Да, мы справились. Мы с ней составили неплохую команду. Если кто и научил меня не пасовать перед трудностями, то это она. Я забрала у мамы фото, засунула кота в переноску – не без труда – и попрощалась.

– Чао, мама. Может, когда-нибудь и разыщу этого типа… но не сейчас.

Поцеловав ее, я направилась к двери. Мама не двинулась за мной. Я обернулась – что с ней такое? Таня медленно подняла глаза и указала на стул:

– Присядь.

– Зачем?

Она решительно выдвинула второй стул, села.

– Когда тебе было восемь лет, мы переехали, помнишь?

Если я и помнила, то весьма смутно. Мы часто переезжали.

– На Шлёрштрассе, к Бернду. Припоминаешь?

Как же, Бернд… бородач. Мне он сразу не понравился. Один из претендентов на роль папочки. В этом качестве он полностью облажался.

– Ты хотела остаться в коммуне, с другими… А я решила, что нам с тобой пора жить отдельно, вдвоем…

– И с Берндом.

– Да. Он был идиот, здесь ты права. Но теперь это не имеет значения. На третий день после переезда ты сбежала, помнишь?

Помню, как же. Кукла в моем детском чемоданчике, красные сандалии… Мужчина в парике на купюре в пятьдесят марок[2], которую я тайком вытащила из маминой сумки.

– Я с ног сбилась. Полицейские нашли тебя на Центральном вокзале.

Безнадежнейшая из всех авантюр моего детства. «Куда собралась?» – спросил меня полицейский. «В Италию, к папе». Ответа на вопрос, в каком городе живет мой папа, у меня не было. Италия есть Италия.

Воспоминания вдруг опалили тоской, и я рассмеялась, чтобы не расплакаться.

Мама бежала ко мне через зал ожидания – напуганная и вся в слезах.