— Ты с кем разговариваешь, уродина? — спросила одна из двух вошедших старшеклассниц. Они подошли к Дэйне, которая делала вид, что моет руки. А она-то надеялась, что ее не найдут.

— Ни с кем. — Дэйна пожала плечами и опустила глаза. Она знала, что за этим последует. Щеки горели, во рту пересохло. Почти как тогда, когда ее заставили пить хлорку. Бумажных полотенец не было, так что она вытерла руки о штаны. Затем нагнулась за рюкзаком.

— А что у нас тут? — Старшеклассницы выхватили рюкзак у нее из рук, расстегнули и начали копаться.

— Эй, отдайте! — крикнула Дэйна, пытаясь вырвать у них из рук свои вещи.

— Не-а.

Девчонки издевались над ней. Они закрылись с рюкзаком в кабинке, и ей оставалось только биться в дверь снаружи.

— Фу, воняет, — закричала одна из них. — Ты только посмотри на это!

Потом Дэйна услышала, как рвется бумага, а содержимое ее рюкзака вываливается в унитаз. Несколько страниц ее любимой книги вылетели в щель под дверью.

— Да хватит уже! — заорала Дэйна, глотая слезы. Довести ее до слез было сложно. Она научилась быть сильной, прятать свои чувства, сдерживаться. Обычно получалось. Она еще раз изо всех сил пнула дверь — как раз перед тем, как та распахнулась.

— Маленькая грязная уродливая эмо, — сказала одна из девчонок. Под локоток они удалились из туалета, на ходу поправляя свои длинные, тщательно расчесанные волосы.

Дэйна вошла в кабинку. То, что не влезло в унитаз, было втоптано в грязный пол. Она вытащила рюкзак. Капли с него попали на свитер. Несколько книг и тетрадей, включая ту, которую она разрисовывала на математике, можно было только выбросить. Косметичку она обнаружила в мусорном ведре, все деньги из кошелька пропали.

— Суки, — сказала она.

Потом на нее накатило. Жжение в груди, отдающее болью по всему телу. Она схватилась за край раковины.

Дыши медленно, сказала она себе, судорожно хватая ртом воздух. Закружилась голова. Она опустилась на пол, боясь, что сейчас отключится. Не хотелось разбить себе голову о кафель. С ней не часто случались такие припадки, но когда случались, это означало, что ее основательно довели.

«Все в порядке, все в порядке, все будет хорошо», — бормотала она. Мир вдруг стал бесцветным, размытым, руки и ноги задрожали, боль обручем сжала виски. Она дышала. Напрягала зрение. Считала. Старалась сосредоточиться. Все как написано в книжке.

Не дай им победить, шептал внутренний голос. Ты лучше, чем они.

Рот наполнился слюной. Пожалуйста, пусть меня не стошнит. Она схватилась за старую пыльную трубу, которая проходила под раковиной. Труба была горячей. Тепло волнами поднялось по рукам, растеклось по всему телу. Это успокаивало. Она начала покачиваться из стороны в сторону. Уговаривала себя, что все пройдет.

Приступ закончился так же быстро, как начался. Она победила. Эта часть ее жизни, пусть и маленькая, была в ее власти.

Когда прозвенел звонок, Дэйна поднялась и вышла из туалета. Через полминуты все выбегут из классов и начнется получасовой хаос.

Как можно быстрее она прошла через школу, выскочила на улицу и завернула за здание с кабинетами естественных наук. Вытащила из кармана недокуренный косячок, огляделась: не следят? Это чувство ее никогда не отпускало ее. Они наблюдали за ней, выискивая новые поводы поиздеваться, помучить.

— Только не плачь, дура, — велела она себе, впиваясь ногтями в ладони. Пнула стену. Прикурила косяк. Медленно затянулась. Хоть бы его хватило на подольше. Ради этой травки она продала на ebay свой серебряный браслет. Подарок от ее настоящего отца. Травка того стоила. Пара затяжек — и ей стало лучше.

Мимо прошли двое ребят помладше. Она мрачно уставилась на них, чтобы не вздумали приближаться. Она их всех ненавидела.

Подул прохладный осенний ветер. Дэйна поежилась, вытащила из кармана мобильный и посмотрелась в него, как в зеркало. Облизнула палец и потерла под глазами, чтобы стереть размазанную подводку. Черные волосы с оранжевыми прядями делали ее похожей на бродячую кошку. Отвратительно. Она убрала телефон. Докурила.

Перед началом английского она пробралась обратно в школу. Ученики, стоявшие в коридоре группами, напоминали ей стаи волков. Она села за свою парту, открыла книги. Ими ее снабжал учитель. Сказал, у нее есть чувство языка, и велел читать побольше. Она склонила голову над тетрадью, делая пометки. Проходили «Ромео и Джульетту». Она пожевала кончик ручки. Посмотрела на новенького. Он тоже записывал. Интересно, похож ли он на Ромео? Может, они влюбятся друг в друга.

Снова склонившись над книгой, Дэйна написала список действующих лиц, обвела любимых персонажей красной ручкой. Потом начала читать, подчеркивая понравившиеся отрывки. Хмурилась, когда встречала непонятные места. Иногда архаичные слова казались ей просто абракадаброй. Чувство языка… Интересно, как это получается, что она так хорошо разбирается в характерах придуманных героев и так плохо — в собственной жизни?

Кэрри Кент чувствовала разочарование. Американский продюсер совершенно не оправдывал ожиданий. Когда он наконец заговорит о деле? Она под столом наступила Лиа на ногу. Лиа посмотрела на нее и нахмурилась. Кэрри нахмурилась в ответ. Что ж, Лиа может быть довольна: она потратила целый вечер и не получила даже намека на то, что ее шоу покажут в Штатах. По крайней мере, никто не обвинит ее в невнимании к прихотям лучшей подруги и продюсера.

Похоже, этот ужасный американец — обычный турист, который по чистой случайности Продюсирует какое-то второсортное шоу на безвестном кабельном канале. Он приехал просто поглазеть, а потом будет хвастать, что во время визита в Лондон провел вечер с самой Кэрри Кент. Вечер, который влетел ей в немалые деньги. Вертолет, еда и, главное, вино! Да, она богата, но тратить деньги попусту не любит. Никогда не любила. Ей это претит.

— Итак… — произнесла она, наклоняясь вперед Что ж, сам напросился. Сейчас на собственной шкуре почувствует, каково приходится гостям «Правды в глаза».

Боб Дэйн, или Доул, или Дрери, или как его там, отложил вилку и нож. От улыбки и декольте Кэрри он буквально растаял и чуть не стекал прямо в свое фрикасе из кролика.

— А я-то по глупости думала, что вы здесь для того, чтобы обсудить американскую версию моего шоу, Боб.

Он засмеялся и промокнул губы салфеткой.

— Билл. Меня зовут Билл.

Кэрри посмотрела на настенные часы. Девять сорок пять. Будет ли это противоречить духу английского гостеприимства, если она свернет вечеринку в пол-одиннадцатого? Уж она-то умеет сворачиваться вовремя. Она это каждую неделю делает. Обычно в тот момент, когда все грязное белье ее гостей уже извлечено на свет божий и отступать им некуда. Интересно, он заметит, если она уйдет наверх и включит телевизор?

— Ах, извините, Билл. — Она наклонилась к официанту, который наполнял ее бокал, и шепнула; — Больше вина не открывать.