Айрин Кейси: Бабушка Эстер кладет руки на темя, щупает кожу, перебирает завитки, пока не находит то, от чего рот у нее открывается, а глаза плотно зажмуриваются. Когда она открывает глаза, говорит Бадди, глаза его бабушки моргают и мокрые.

Она достает из сумочки салфетку. Прижимает к голове. По словам Бадди, когда они посмотрели на салфетку, то увидели красное пятно свежей крови. Эстер ему говорит:

— Быстро, как только можешь, беги за папой!

Эстер Кейси встала на колено, потом села, потом легла прямо на пыльную обочину и повторяет:

— Быстрей, быстрей!

Эхо Лоуренс: Рэнт говорит, бабушка ему сказала:

— Беги быстрее, но если не успеешь, помни, что я тебя все равно люблю…

Кэмми Эллиот (J детская подруга Рэнта): Убейте меня, если вру, потому что я не вру. Когда дул очень сильный ветер, миддлтонские собаки вообще с ума сходили. Как дунет, все мусорки на боку. Собаки балдеют.

В шестом классе девочкам рассказывают, что не растворяется в коллекторе. Весь женский мусор надо заворачивать в газету и зарывать поглубже в мусорку. Если ассенизаторы приедут вычищать твой коллектор и найдут лишнее, родителям придется раскошелиться.

Когда мусорку опрокидывает ветром, зависит от дома, конечно, но повсюду летят грязные прокладки. В ветреные дни у всех «праздники». Прокладки ходят по дороге целыми отрядами. Газетную обертку сдувает, и видна темная кровь, а на ней налипший песок и репеи. И семена травы, как булавки в подушках. Прокладки вылетают из каждой перевернутой мусорки, уже не отряды, а целая армия, маршируют, куда ветер дует. Пока не натыкаются на изгородь. Или на кактус.

Шот Даньян: Рэнт слышал, как поблизости лают и грызутся собаки. Он не хотел оставлять бабушку, но она говорит: беги.

Кэмми Эллиот: Честно! Колючая изгородь на три проволоки вся в белой вате, как на Рождество. А подойдешь ближе, чем надо, — увидишь презервативы, которые нанизались на проволоку, как сдутые воздушные шары. Болтаются на ветру, зеленые, серые или голубые, и во всех что-то белесое.

Болтаются на колючках прямо перед тобой, тонкие прокладки на каждый день и толстые, с крылышками, для «критических». Презики гладкие и ребристые. Причем бывают такие необычные, каких в местном магазине сроду не продавали.

Старая кровь, куски такие черные, как гудрон. Кровь бурая, как кофе. Или водянисто-розовая кровь. Или сперма, которая уже почти как водичка.

Многие, особенно мужчины, думают, что кровь — она всегда кровь. Но на целой миле изгороди не найдешь два похожих тампона.

Иногда попадаются лобковые волосы. Светлые, каштановые, седые. Стоит ветру дунуть хорошенько, все миддлтонцы повисают, как птички на телефонной линии. Как агитационная выставка на окружной ярмарке.

Шериф Бэкон Карлайл: Самое трудное, скажу я вам, было удержать собак дома. Можно было не видеть мутняшку и кровь на проволоке, и так понятно: мусорку опрокинуло. Собаки как бешеные, скулят, скребут лапами двери. Краску соскребают, коврики дерут, чтобы добраться до запаха, такого слабого, что только собака и учует.

На улицу они совсем не так просятся. Унюхивают, как эти резинки и бабьи затычки мотаются на жаре, и прям слюной исходят.

И не дай бог дверь открыть. Почти все сразу садятся на телефон, звонят, ругаются, просят кого-нибудь собрать.

Кэмми Эллиот: У нас места такие ровные, что видно все отовсюду. Нормальные люди стыдятся ходить возле секс-торнадо. Никто не хочет показывать остальным, как он собирает всякий срам, будто спелые помидоры.

Или все пойдут собирать свое — или никто.

Так что всегда все спорят. Все такие приличные, что никак не соберут грязь.

Мэри Кейн Харви (J учительница): Если бы я не работала в школе, о, я бы столько вам порассказала! Бастер Кейси — исключительный молодой человек.

Шериф Бэкон Карлайл: Не забывайте, некоторые, и ФБР в том числе, считают, что бабушка Эстер была жертвой Рэнта номер один.

Мэри Кейн Харви: Бастер никогда не получал по литературе и письму выше «удовлетворительно», но казалось, он может построить целый мир из каких-нибудь палочек, камушков и горстки выученных слов. Это как трэмп-арт, поделки заключенных или моряков, которые трудятся над ними месяцами. Как настоящая модель Ватикана из спичек или Акрополь, склеенный из кусочков рафинада. Такие предметы искусства создаются из простых материалов почти без инструментов, но требуют огромных затрат внимания и времени. Памятники терпению.

Боуди Карлайл: Расскажу, чтобы вы поняли, как за Рэнтом в последнем классе все бегали.

Однажды вечером наши собаки завыли и давай скрести дверь. Как раз дул ветер, и не надо было солнца, чтобы понять: опять секс-торнадо.

Пришел Рэнт, стучит нам в кухонную дверь. Мама по телефону с кем-то ругается, а Рэнт машет мне: мол, выходи. Через плечо у него пустая холщовая торба.

Увидев торбу, мама мотает головой: нет, мол. Но я пинками отгоняю собак от двери и выхожу в темень за Рэнтом. Ветер треплет нам волосы, сдувает вбок воротники рубашек.

На изгороди болтается что-то белое, дикое, живое, как кролик в силках. И презервативы, как серые слюнявые языки. Рэнт снимает один, подносит почти к губам и нюхает. Говорит:

— Преподобный Кертис Дин Филдс. — Улыбается. — Я б эту вонь везде узнал!

Бросает презик в торбу. Потом берет прокладку с малюсенькой красной точкой. Красное пятно на белой подушке, при свете луны совсем черное. Рэнт нюхает пятно и хмурится.

Потом закрывает глаза и снова нюхает. Говорит:

— Да, Лу-Энн Перри, точно, только она опять взялась пить эти фторидные таблетки…

Протягивает мне: мол, понюхай, но я мотаю головой. Не дождавшись помощи от «порядочных», Рэнт собрал весь мусор и угадал каждый член и каждую щель.

Мэри Кейн Харви: В Миддлтоне молодежи фактически негде развиваться. Общественная жизнь сосредоточена на церковных или школьных мероприятиях. Каждые выходные в зале фермерской ассоциации проводят вечеринку, весной бывают танцы с призами, перед каникулами — ярмарка ремесел. На Хэллоуин каб-скауты, чтобы собрать денег, устраивают «дом с привидениями».

Боуди Карлайл: У Рэнта Кейси был нюх, как у собаки. Он, точно породистая гончая, мог выследить по запаху любого. Вечерами дома не сидел, и это его нюху только помогало. За ним в школе все бегали, потому он и знал, чье имя за каждым запахом. К двенадцатому классу эти таланты начали на него работать.

— Смотри сюда, — говорит Рэнт и показывает мне белую подушку с узеньким красным цветком посредине. Маленьким, как фиалка. Даже не нюхая, он говорит: — Мисс Харви, учительница английского.

Ветер приносит вой невидимых собак, звуки нас обтекают.