– А ты б на ней женился, Аркаша?

– Да на фиг я ей сдался, я ж параметрам не соответствую. У меня и фирмы своей пока нет...

Аркаша замолчал, понуро рассматривая пустое дно кружки. Маша тоже молчала, так и не притронувшись к своему кофе. Внутри у нее все окоченело от страха, даже горло сдавил сильный спазм, будто по нему провели чем-то холодным и шершавым. «Какая я слепая, Боже мой... Опасность созрела прямо на моих глазах, а я ничего и не заметила. Он же месяц уже хмурый ходит и злой. Я думала, он просто устал...»

Она заставила себя встать, села за свой стол, задумалась. Да нет, не может быть... Аркаша просто влюбился в эту красивую девчонку, вот и мерещатся ему счастливые соперники. А Арсений любит Инну, всегда любил, она видела, она это точно знает... Они вместе – Арсений и Инна – давно стали частью ее жизни, она приняла это для себя навсегда, привыкла к своей бедной однобокой любви, приспособилась, смирилась... И вот на тебе! Алену ей уже не пережить...

Она сидела, тупо уставившись в бумаги, прислушиваясь к нарастающей пульсирующей боли в затылке, переживая сильнейшее, настоящее по глубине эмоций предательство по отношению к себе. Предательство, которого нет... «Чего ты хочешь, Мышь Серая... – нашептывало ее собственное, поселившееся много лет назад и уже основательно в ней прижившееся унижение. – Насобачилась за столько лет прятать, скрывать свое чувство, греться своей однобокой мышиной любовью около чужого счастья, и хватит с тебя!»

Весь день она автоматически что-то делала, отвечала на звонки, подписывала не глядя какие-то бумаги, даже обедала, не понимая, что она ест и зачем вообще нужно есть, зачем улыбаться коллегам и что-то говорить и зачем вообще жить... К концу дня, поднеся к уху в очередной раз зазвонившую телефонную трубку, не сразу узнала голос дочери:

– Какое еще платье, Варя! Я на работе, не мешай мне... – И тут же, словно опомнившись, быстро затараторила, гася Варькино готовое прорваться слезами возмущение: – Ой, Варечка, все, бегу-бегу! Ты где? Все-все-все! Стой там, я быстро! Я уже почти с тобой! Сейчас отпрошусь только!

Маша быстро дошла до приемной, целенаправленно двигаясь в кабинет Арсения, отметив краем глаза пустующее Аленино кресло. Тихо открыла дверь и замерла на пороге. Арсений стоял к ней спиной, нежно и крепко обнимая Алену, чуть раскачиваясь из стороны в сторону. Красивая головка девушки, прижатая его большой рукой, уютно устроилась между его плечом и шеей. В этом его раскачивании было что-то совсем интимное, трогательное, будто он держал в руках любимого ребенка, которого надо успокоить, да пошептать на ушко всякую всячину, да подуть на ушибленное место...

Маша тихо закрыла дверь, медленно вернулась к себе. «Господи, какая она счастливая... Как я ей завидую, Боже мой! И даже не белой завистью, а самой настоящей, черной, жестокой, жгучей, едкой, как серная кислота...» Она рассеянно огляделась, ища сумочку, и, не попрощавшись с Аркашей, который удивленно на нее таращился, вышла на улицу, медленно побрела в сторону центра.

– Что-то случилось, мам? Все в порядке? – тревожно допытывалась у нее Варька. – У тебя такое лицо...

– Все хорошо, Варюша, просто устала очень. Пойдем, выберем тебе самое красивое платье.

Они долго ходили по магазинам, счастливая и возбужденная Варька примерила уже кучу нарядов. Модельной походкой выходя из очередной примерочной, крутилась перед Машей, требуя оценки и совета. От мелькания пестрых тряпочек, поясочков, шарфиков кружилась голова, рябило в глазах. Да и ценных советов дочери она не могла дать, потому как ей нравилось абсолютно все, что бы ни надела Варька. Сама Маша воспринимала одежду как некую жизненную необходимость, соответствующую случаю: в гардеробе надо иметь пару строгих костюмов для работы, выходное нарядное платье и комфортную спортивную одежду для прогулок и дачных уик-эндов. Она никогда не понимала Инну, которая, округлив от ужаса глаза, рассказывала ей о своем позоре, выразившемся в том, что ее видели в общественных местах дважды в одном платье. В чем состоит этот самый позор, до нее ну никак не доходило, хоть убей! Да и действительно, что с нее возьмешь, с Серой Мыши? Хватает ей для жизненного комфорта обычной серой шкурки, а большего, видимо, и не дано... Не развито в ней чувство вкуса к одежде, не привито в детстве ни мамой, ни бабушкой, сельскими учительницами, вырастившими ее в полном отсутствии в семье мужей и дедушек.

– Главные достоинства женщины – ее душа да умная голова, – говорила бабушка, наблюдая за Машей, подолгу разглядывающей свое отражение в зеркале. – Кто душу разглядит, тот и счастлив будет! А все остальное, внученька, так, мишура, сорочий обман...

– А вдруг мою душу никто не разглядит, бабушка? – пугалась Маша, надевая на школьный вечер свою обычную белую блузку со строгим воротничком и стягивая собранные на затылке волосы желтой аптекарской резиночкой.

– Не бойся! Кому суждено – тот разглядит! А кто как сорока на блестящее падок, тому и душа твоя без надобности...

– А почему тогда мамину душевную красоту никто не разглядел?

– Не судьба, значит... И мамину не разглядели, и мою тоже...

– А кто мой отец, бабушка?

– Не знаю. Не сказала мне мать твоя тогда ничего. Приехала на каникулы – уже беременная была, институт пришлось заочно заканчивать... Потом только призналась, что отец твой и не знает даже, что ты у него есть! Это она так решила: если не смог полюбить – пусть и про ребенка не знает! Грех-то какой на человеке... Любила она его сильно, Машенька. По-моему, и до сих пор любит... А твою красоту душевную разглядят, ты не сомневайся! Вон Семка Ильин – так и вьется вокруг! Сумеет разглядеть – счастлив будет, и тебе за его счастье воздастся, уж поверь мне...

– Мам, посмотри! – вывела ее из задумчивости Варька, остановившая наконец свой выбор на открытом легком платье нежного бирюзового цвета, который изумительно шел к ее рыжим волосам. Маша посмотрела на ценник, и брови ее от удивления автоматически поползли вверх. Ничего себе... Нет, для Варьки ей не жалко было абсолютно ничего, надо так надо... Просто странно осознавать, как это стоимость маленькой шелковой тряпочки может быть соизмерима с двумя ее месячными зарплатами. А платил ей Арсений очень щедро! Иногда даже неловко было получать эти деньги: ей казалось, что она их и не заработала вовсе...

Он вообще никогда не был ни жадным, ни расчетливым. Казалось, он вообще не считает денег. Любой сотрудник его фирмы мог запросто попросить у него и материальную помощь, и ссуду, и подарки Арсений всем любил дарить самые что ни на есть шикарные, неожиданные, причем делал это всегда с видимым удовольствием, радуясь, как мальчишка, неописуемым искренним восторгам одаряемого. «Нет, совсем не дура губа у этой провинциальной стервочки, нашла кого охмурить, – думала Маша, наблюдая за суетой продавщиц обувного магазина, где Варька примеряла уже десятую пару туфель. – Девочка сделала абсолютно правильный выбор...»

– Мам, я правильный выбор сделала, как ты думаешь? – услышала она голос дочери. Варька стояла перед ней, держа на весу изящные белые туфельки с открытой пяткой.