Майора никто не просил подготовить речь. Он счел это серьезной оплошностью, и бессонными ночами изобретал все новые и новые пространные высказывания. Но когда Марджори вся в слезах после краткого прощания с мужем вернулась на свое место, наклонилась к майору и спросила, хочет ли он что-нибудь сказать, он отказался. К собственному удивлению, он снова чувствовал слабость, его голос дрожал, а зрение казалось размытым. Он схватил ее руки и сжал их. После службы, во время рукопожатий в полутемном холле, он заметил нескольких старых друзей и был тронут их появлением. С некоторыми он не виделся много лет. Мартин Джеймс, с которым они вместе выросли в Эджкомбе, приехал на похороны из Кента. Бывший сосед Берти, Алан Питерс, променявший свои успехи в гольфе на наблюдения за птицами, приехал с другого конца страны. Что самое удивительное, из Галифакса приехал Джонс — валлиец, старый армейский друг майора еще по офицерской школе, который как-то летом несколько раз встречался с Берти и потом каждое Рождество посылал им обоим открытки. Майор схватил его руку и покачал головой в безмолвной благодарности. Этот момент испортила вторая жена Джонса, незнакомая ни ему, ни Берти, которая, не переставая, надрывно всхлипывала в огромный носовой платок.

— Ну будет, Лиззи, — сказал Джонс. — Прости, она вечно так.

— Прошу меня простить, — сказала Лиззи, сморкаясь в платок. — Я и на свадьбах всегда плачу.

Майор был не в обиде. В конце концов она сочла нужным приехать. Роджер так и не появился.

Дом Берти — видимо, теперь следовало называть его домом Марджори — представлял из себя приземистую двухэтажную постройку, которую Марджори ухитрилась превратить в некоторое подобие испанской виллы. На крыше гаража устроили патио с кирпичной открытой беседкой и коваными перилами. Венецианское чердачное окно, обрамленное кирпичной аркой, с истинно испанской игривостью подмигивало простиравшемуся под ним приморскому городку. Сад перед домом был отдан под парковку, где машины двумя рядами выстраивались вокруг медного фонтанчика, изображающего тщедушную обнаженную девицу. Во второй половине дня похолодало, с моря приплыли облака, но Марджори не стала закрывать двери, ведущие на патио из гостиной. Майор забился в глубину комнаты, пытаясь согреться едва теплым чаем из пластикового стаканчика. «Что-нибудь немудрящее» в представлении Марджори выглядело как пышный банкет из множества блюд на картонных тарелках — яичный салат, лазанья, тушенный в вине цыпленок. Присутствующие пытались удержать в руках размокающие тарелки, на подоконниках теснились пластиковые стаканы и чайные чашки.

В дальнем конце комнаты началось какое-то волнение, и он увидел, как Марджори обнимает Роджера. Увидев своего высокого темноволосого сына, майор Петтигрю ощутил, как сердце его забилось быстрей. Он все-таки приехал.

После многословных извинений за опоздание Роджер торжественно пообещал Марджори и Джемайме помочь с выбором надгробного камня для дяди Берти. Он был обходителен, в дорогом темном костюме с неуместно ярким галстуком и в узких лакированных туфлях, своим щеголеватым видом буквально кричащих о своем итальянском происхождении. Лондон отполировал его до континентального лоска. Майор старался не осуждать сына.

— Слушай, пап, мы с Джемаймой поговорили о ружье дяди Берти, — сказал Роджер, когда они вдвоем присели на жесткий кожаный диван. Он потеребил лацкан пиджака и поддернул брючины.

— Я и сам собирался обсудить это с Марджори. Но сейчас не время, не находишь?

Он не забыл о ружьях, но сегодня все это казалось не важным.

— Они прекрасно осознают его цену. Джемайма изучила вопрос.

— Дело не в деньгах, — строго сказал майор. — Наш отец ясно дал понять, что ружья должны быть объединены вновь. Это семейная драгоценность, фамильное наследие.

— Да, Джемайма тоже считает, что ружья надо объединить, — согласился Роджер. — Их, наверное, надо будет подреставрировать.

— Мое ружье в отличном состоянии, — сказал майор. — Впрочем, Берти вряд ли занимался своим. Он не был заядлым стрелком.

— Понятно, — сказал Роджер. — Джемайма говорит, что рынок сейчас просто бурлит. «Черчиллей» такого качества не достать ни за какие деньги. Американцы встают за ними в очередь.

Майор почувствовал, что его лицо напрягается, а улыбка застывает в ожидании грядущего удара.

— В общем, мы с Джемаймой решили, что разумнее всего будет продать их прямо сейчас. Конечно, это будут твои деньги, но ты же все равно собираешься оставить их мне, так что я мог бы взять их сейчас.

Майор молча сосредоточился на дыхании. Раньше он не замечал, как много механических усилий требуется, чтобы обеспечивать работу легких. Роджеру хватило достоинства неловко поерзать. Он прекрасно понимает, что говорит, подумал майор.

— Извини, Эрнест, там внизу какая-то странная женщина, которая говорит, что ждет тебя, — сказала Марджори, неожиданно положив ему руку на плечо. Он поднял голову и откашлялся, чтобы оправдать влагу в глазах. — Темнокожая женщина в маленькой «хонде».

— Да, конечно, — сказал он. — Это миссис Али за мной приехала.

— Таксистка? — спросил Роджер. — Ты же ненавидишь, когда женщины водят.

— Она не из такси, — огрызнулся майор. — Это моя знакомая, она держит магазин.

— Тогда пригласи ее к нам выпить чаю, — сказала Марджори, всем своим видом изображая неодобрение. Она скользнула взглядом по буфету. — Ей наверняка понравится кекс с мадерой — все любят кекс с мадерой.

— Хорошо, спасибо, — сказал майор, поднимаясь.

— Вообще-то я собирался отвезти тебя домой, — сказал Роджер.

Майор пришел в замешательство.

— Ты же приехал на поезде, — сказал он.

— Я собирался. Планы изменились. Мы с Сэнди решили приехать вместе. Она сейчас ищет нам коттедж.

— Коттедж?

Это было уже чересчур.

— Да, Сэнди подумала, что раз уж мне все равно надо сюда приехать… Я давно хотел снять здесь что-нибудь. Мы были бы рядом с тобой.

— Коттедж, — повторил майор, силясь понять, что это за Сэнди.

— Я вас обязательно познакомлю. Она вот-вот придет, — Роджер пошарил взглядом по комнате. — Она американка, родом из Нью-Йорка. Важная фигура в модном бизнесе.

— Миссис Али ждет меня, — сказал майор. — Это невежливо…

— Она наверняка не обидится, — прервал его Роджер.

На улице похолодало. Темнота размыла вид на город и море. Миссис Али припарковала свою «хонду» у чугунных ворот, украшенных фигурами дельфинов. Она помахала и вышла из машины навстречу майору. В руках у нее была книжка в мягкой обложке и половинка чизбургера в пестрой промасленной обертке. Майор, как правило, весьма ядовито отзывался о бесчисленных кафе с фастфудом, постепенно захватывающих уродливый район между больницей и берегом, но подобная слабость со стороны миссис Али показалась ему очаровательной.