Гай откинулся на солому, сжал в ладони рукоятку ножа и принялся ждать. Ему показалось, что прошла целая вечность, когда по ту сторону двери послышался осторожный шорох. Негромко повернулся в замке ключ, затем так же негромко скрипнула дверь. Кто-то вошел в темноту камеры, старательно приглушая свои шаги.

В эту минуту у Гая было одно очень важное преимущество: он не только ждал убийцу, зная о его, приходе, но за долгие месяцы, проведенные в камере, научился легко ориентироваться в темноте, в отличие от своего посетителя. Ведь темнота никогда не бывает абсолютной. Свет всегда пробьется – сквозь щели в двери, сквозь мутное окошко под потолком...

Убийца медленно приближался. Гай мысленно приготовился к бою. Только одно беспокоило его сейчас – сломанное ребро. Лишь бы оно не подвело!

Шаги приблизились. Гай затаил дыхание, пристально всматриваясь в темноту, и разглядел наконец силуэт своего противника. Теперь главное – уловить момент удара. Заметив, что убийца заносит руку, Гай в тот же миг вскочил на ноги, оказавшись лицом к лицу с противником. Тот опешил и отпрянул назад. На это Гай и рассчитывал – не давая убийце опомниться, он бросился в атаку. Однако ночной гость оказался профессионалом в своем деле. Ему удалось перехватить руку Гая, и теперь противники сцепились в молчаливой смертельной схватке. В тишине камеры слышалось только их прерывистое дыхание.

Орудовать ножами им приходилось почти вслепую, но вскоре оба лезвия покрылись первой кровью. С каждой секундой силы покидали Гая, он дышал все тяжелее и чаще.

«Пора!» – сказал он наконец самому себе и сделал вид, что уклоняется вправо. Противник попался на эту уловку, и Гаю удалось глубоко вонзить свой нож в грудь убийцы. Но тот еще успел взмахнуть рукой, державшей нож, и лезвие попало в правую глазницу Гая.

Небывалая, невозможная боль обрушилась на Гая. Боль, которая может свести с ума. Боль, пронизывающая насквозь и опаляющая, как пламя. Гай упал на колени, прижимая ладонь к кровоточащей ране. Он тяжело дышал, судорожно глотая воздух и прикусив до крови губу, чтобы сдержать рвущийся из горла крик.

Когда первый, самый сильный приступ боли прошел, Гай покосился уцелевшим глазом на убийцу. Тот лежал неподвижно, и даже в темноте камеры было видно, как растекается под ним лужа крови.

Собрав последние силы, Гай подошел к лежащему и приложил ухо к его груди. Дыхания он не услышал – как и биения сердца.

Конец. Убийца был мертв.

Гай дополз до своей лежанки и упал на солому, по-прежнему прижимая ладонь к опустевшей глазнице. «Ну вот, – неожиданно подумал он. – Еще один повод навестить однажды Фолка и Гренвиля. Настанет день, и они заплатят за все, в том числе и за эту боль!»

Странно, но Гай почти никогда не вспоминал в тюрьме о Блисс. Прежние чувства к ней отошли куда-то далеко, а любовь сменилась обидой, смешанной с отвращением. Гай никак не мог простить Блисс то, как она бросилась к упавшему после выстрела Фолку. Со дня дуэли прошло много времени, но эта картина во всех подробностях до сих пор стояла перед внутренним взором Гая.

Гай не мог бы сказать, сколько времени провел на своей соломе, прижимая руку к вытекшему глазу. Боль с повой силой обрушилась на него и казалась нескончаемой и непереносимой. Она заставляла Гая извиваться, корчиться, стонать, и это продолжалось до той минуты, пока дверь камеры наконец не отворилась и напороге не появился Анри.

Увидев Гая, он бросился к нему и опустился на колени.

– Проклятье! Что с тобой, Гай? Вы что, прикончили здесь друг друга?

Гай с огромным усилием приподнял голову.

– Я пока что жив, но боюсь, что это ненадолго. Зато убийца – уж точно мертв.

Анри рассмотрел наконец рану Гая и испуганно вскрикнул:

– Бог мой, да ты же очень серьезно ранен!

– Сейчас это не главное, – ответил Гай. – Скажи лучше, ты доставил гроб, как тебе велели?

– Конечно. Вон он стоит за дверью. А гробовщик ожидает у выхода, чтобы забрать его и поскорее отвезти на кладбище. Но что ты задумал?

– Помоги мне поменяться одеждой с убитым. А потом постарайся отвлечь своих друзей-надсмотрщиков, чтобы убийца неопознанным покинул стены Калабосо. Мы с ним поменяемся ролями: я выйду на свободу, а он вместо меня поедет на кладбище в сосновом ящике.

– Я все понял, дружище, и я все сделаю. Только скажи, в состоянии ли ты передвигаться? И как у тебя с глазом?

– В состоянии, – хмуро откликнулся Гай. – Что же касается глаза, то я его, похоже, потерял. Впрочем, и без него постараюсь выжить. У меня есть цель, Анри. И эта цель – месть!

Анри, не теряя времени, принялся снимать одежду с покойника. Вскоре она была уже на Гае, а убийце достались истлевшие лохмотья узника. Закончив с переодеванием, Анри втащил в камеру гроб и запихнул в него тело убийцы. Крышку он накрепко прибил к гробу, используя вместо молотка эфес своей сабли.

– Я обязан тебе жизнью, Анри, – сказал Гай. – Прости, но у меня к тебе есть еще одна просьба.

Анри, собиравшийся уже уходить, задержался.

– Что я еще могу для тебя сделать? – спросил он.

– Прошу тебя, не говори никому о том, что здесь произошло. Пусть для всех Гай Янг ляжет сегодня в могилу. Будем считать, что он скоропостижно скончался от лихорадки в стенах Калабосо.

Анри кивнул.

– Я сам заинтересован в том, чтобы никто ни о чем не узнал, – заметил он. – Конечно, я никому ничего не скажу. Ответь только, куда ты собираешься идти? И что думаешь делать дальше?

– Куда собираюсь идти? Боюсь, что у меня нет выбора. Я отправлюсь в Лафиттское Братство. Ведь всем известно, что братья помогают тем, кто не в ладу с законом. Попрошу у них убежища и отсижусь на каком-нибудь островке, покуда не поправлюсь. Уж там-то меня никому не придет в голову искать.

– Значит, ты решил податься в пираты? – – удивился Анри. —Ведь Лафиттское Братство напрямую связано с пиратами. Они, правда, сами не грабят судов и не ходят под черным флагом, но зато охотно скупают добычу у всех корсаров Карибского моря, а затем перепродают в Новом Орлеане. Да и Гранд-Тьерр стал благодаря этим братьям самой настоящей пиратской гаванью на нашем берегу.

Гай повернул к другу залитое кровью лицо.

– Я готов сейчас на все, чтобы только выжить, – твердо сказал он. – Прощай, Анри.

Плантация Гренвилей

– Нет! Нет! Я не верю! – в отчаянии закричала Блисс, с ужасом глядя на отца; лицо ее стало белым, как мел, а губы мелко задрожали. – Этого не может быть! Гай не умер! Я сердцем своим чувствую, что он жив! Ты лжешь, отец!

– Я покажу тебе место, где он похоронен, – спокойно сказал Клод Гренвиль. – Если хочешь, я отвезу тебя в Калабосо – там ты сама сможешь поговорить с надзирателем, который обнаружил его тело. Смирись, Блисс. Гай Янг действительно умер в тюрьме от лихорадки.