— И приглашаешь к себе домой?

Она кивнула.

— Но почему?

— Потому что тебе больно, — просто ответила она.

Девушка казалась доброй, но в то же время было в ее поведении что-то игривое и вызывающее. Заинтригованный, Мартин, неожиданно для себя, обнаружил, что соглашается зайти к ней. Дом девушки оказался удивительно маленьким и скромным. Он стоял в окружении таких же маленьких непримечательных строений. «Где же спит ее семья?» — недоумевал Мартин, оглядывая тесное помещение.

Кухня была крохотной, но довольно опрятной. Усадив гостя за стол, девушка достала кусок завернутого в газету сырого мяса — явно купленного в дешевой лавке — и протянула его Мартину. Приложив «лекарство» к глазу, он почувствовал странно волнующий запах крови.

— Я подрался, — зачем-то решил объяснить он, хотя девушка ни о чем не спрашивала — Точнее, они подрались со мной. Я даже толком не понял, почему это произошло.

— Я знаю почему, — ответила она. — Из-за того, кто ты есть.

— Да? И кто же я? — поинтересовался Мартин.

— Я не знаю, как тебя зовут, — медленно ответила она, — но я уже видела тебя в городе. В серебристой машине. Ты был со своей семьей. И я знаю, что случившееся сегодня произошло именно из-за этого. Люди завидуют.

Он кивнул:

— Ты права.

— С тобой уже случалось такое прежде?

— Да.

— Так почему ты продолжаешь сюда ходить? — спросила она. — Бродишь, где вздумается.

Мартин помолчал, обдумывая ее слова.

— Мне кажется, — в конце концов, ответил он, — что из-за того, кто я есть.

Девушка выглядела слегка озадаченной, но Мартин не спешил ей помочь. Он не знал, как объяснить девушке, что снова и снова ходит в город и ввязывается в бессмысленные драки только потому, что отказывается запирать себя на Вершине.

В фамильном особняке, слишком просторном, с неуместными колоннами, построенном в подражание довоенным плантаторским поместьям, Мартин всегда чувствовал себя неуютно. Испещренные прожилками мраморные полы были слишком скользкими, чтобы нормально ходить, а когда Мартин был маленьким и пытался кататься по ним, как по льду, он непременно оказывался в руках непреклонных нянь или кого-нибудь из горничных. Родители постоянно нанимали новую прислугу, причем увольнение старой зависело в основном от непредсказуемых перемен в настроении отца Мартина, Эша Рейфила, внушительного мужчины и крайне требовательного управителя, унаслёдовавшего семейное дело по производству женских шляпок.

Побочным результатом отцовского бизнеса было обилие головных уборов у мамы Мартина, Люсинды. Складывалось впечатление, что шляпок у нее больше, чем у любой женщины в мире. Для них была отведена специальная комната, названная шляпочной. Там хранились высокие пушистые шляпки, похожие на взбитые сливки, и маленькие, из черного бархата, которые замечательно смотрелись бы на похоронах государственного деятеля. У Люсинды была баклажанно-фиолетовая шляпка, украшенная крошечными жемчужинами, и желтая широкополая шляпа, отбрасывающая такую же тень, как и лютики, растущие на фамильных клумбах, и привлекающая столько же насекомых. Люсинда Рейфил была безмерно несчастной женщиной: она старалась заполнить все свое время заботой о шляпах и своей внешности, лишь бы забыть о своем несчастье.

Центром светской жизни и досуга для Рейфилов был лонгвудский загородный гольф-клуб, в котором состояли все обитатели Вершины. Он был расположен на холмистых просторах за городскими воротами. Каждое субботнее утро начиналось с того, что Генри садился за руль семейной машины и аккуратно вез всю семью через город к лонгвудскому загородному гольф-клубу, где отец Мартина запускал мяч за мячом в траву и громко ругался, если попадал в песчаную ловушку, мать пила один коктейль за другим, проводя день в алкогольной дымке, а Мартин был предоставлен самому себе.

Он ненавидел клуб. Другие ребята казались ему высокомерными, неприятными или, хуже того, совершенно тупыми. Они были миниатюрными копиями собственных родителей, и мысль о том, что он станет похожим на них, по-настоящему пугала Мартина. Его отец был привлекательным мужчиной, но довольно грубым и черствым. Ему не хватало душевной чуткости, он постоянно был на что-то зол или чем-то раздражен. Мать Мартина, элегантная блондинка, уделяла своей начинающей увядать внешности слишком много внимания, что мешало ей быть действительно красивой. Мартину казалось, что она похожа на слегка отчаявшуюся старшую сестру Риты Хейворт[4], если, конечно, у актрисы когда-нибудь была сестра.

Мартин, довольно рассеянный и задумчивый мальчик, был лишь отдаленно похож на родителей. Его волосы были иссиня-черными, а глаза — серыми, с тонкими прожилками, окружавшими зрачок, словно их вырезали из того самого мрамора, который покрывал пол в родительском доме. В его теле присутствовала особенная легкость, позволявшая Мартину без труда перебираться через изгороди и бегать быстрее, чем кто-либо из его знакомых. Ему казалось, что он все время откуда-то пытается сбежать.

Сидя на крохотной кухне маленького дома рядом с незнакомой девушкой, Мартин вдруг понял, что отсюда ему сбежать не хочется. К его собственному удивлению, он был бы рад просидеть весь день за этим старым, расшатанным столом. Глаз стал болеть меньше, так что Мартин положил мясо обратно на влажную газету.

Внезапно дверь на кухню отворилась, и вошел отец девушки. Это был красивый, но явно уставший мужчина в футболке, под мышками промокшей от пота. Он принес с собой сильный дух земли, который Мартин чувствовал, когда шел по парку: смесь запахов земляных комьев, извести и чего-то еще, острого и резкого. Краска и скипидар, понял Мартин.

Мужчина посмотрел на него — что было в этом взгляде, Мартин не смог бы объяснить, — затем медленно кивнул в знак приветствия.

— Клэр, — повернулся он к дочери. — Не достанешь мне пива? И может, начнешь готовить ужин? Твоя мать раскошелилась на небольшой стейк.

Итак, ее звали Клэр. Простое имя, которое очень ей шло. Они с Мартином обменялись виноватыми взглядами. Кусок мяса, который он только что прижимал к своему глазу, будет приготовлен и съеден. От этой мысли, одновременно пришедшей им в голову, стало немножко противно и вместе с тем весело.

— Я Мартин Рейфил, — представился он отцу Клэр.

— Сын Эша Рейфила? — уточнил тот.

Мартин кивнул.

— Я как-то работал на него, — неопределенно сказал отец Клэр, но Мартину и так было понятно, о чем он думал.

Все были приблизительно одинакового мнения об Эше Рейфиле: плохой, бесчестный человек, которого работающие люди Лонгвуд-Фолс никогда не назовут своим другом. Неоднократные попытки привлечь его к ответственности ни к чему не приводили — отец Мартина был слишком влиятельным, так что обычно все заканчивалось громкими замечаниями или тихим ворчанием.