частей тела «непереваренными остатками пищи», ведь «плетора» — это переполнение жидкостью. Например, «плетора», приводящая к воспалению, — это выход избыточного объема крови за пределы венозного русла. Для того чтобы это произошло, пища должна преобразоваться в кровь, причем в избыточном количестве. Как это соотносится с тезисом о переполнении частей тела непереваренными остатками пищи? К. Зудгоф и его соавтор утверждают: «Сводя все болезни к одному принципу “плеторы”, Эразистрат в своих построениях мог совершенно отказаться от выяснения этиологии в собственном смысле слова, так как глубокие причины “плеторы” имели для него только теоретическое значение»[24].

Однако далее утверждается обратное: «В соответствии со своими теоретическими предпосылками Эрасистрат построил свою терапию на двух основных принципах. Терапия должна прежде всего иметь этиологический характер, т. е. должна быть направлена против общей причины, против “плеторы”; с другой стороны, она должна носить местный характер, т. е. объектом ее непосредственного воздействия должен быть больной орган»[25]. Так отрицал Эрасистрат этиологию болезни на органном уровне или, наоборот, утверждал этиологический принцип?

Т. Мейер-Штейнег и К. Зудгоф справедливо указывают на то, что в терапевтической тактике Эрасистрата ключевое значение имели мероприятия, целью которых было «устранение переполнения тела»: диета, вплоть до полного воздержания от употребления пищи, использование слабительных, рвотных, мочегонных и потогонных средств и т. д. При этом они признают: «К кровопусканиям Эрасистрат прибегал лишь в редких случаях, так как, извлекая мало крови, мы удаляем мало вредных веществ; извлекая же достаточное количество ее, мы удаляем больше, чем это нужно в интересах больного»[26]. Однако это утверждение противоречит известным свидетельствам Галена, который говорит о том, что ни в одном из трудов Эрасистрата нет рекомендаций к проведению венотомии.

Один из основных вопросов истории Александрийской медицины III в. до Р.Х., находившийся в центре внимания историков медицины во второй половине XX в., был связан с тем, проводили ли в Мусейоне вскрытия живых людей. Сохранившиеся источники (речь идет о свидетельствах А.К. Цельса и Тертуллиана) можно интерпретировались по-разному. Мне этот вопрос представляется второстепенным и не имеющим серьезного значения для истории медицины, так как никакого практического смысла эти вскрытия иметь не могли. Возможно, что особенностью пенитенциарной системы государства Птолемеев (как и многих государств до, после и во время их правления) было понимание того, что по отношению к особо опасным преступникам оправданы любые действия. Об этом свидетельствуют изощренные пытки и казни, известные историкам. Следует с врачебной точки зрения разобрать, что именно представляет собой вскрытие живого преступника, и понять, может ли это занятие иметь познавательный смысл.

Подвергаемый пыткам человек сопротивляется, и даже если он обездвижен (например, растянут ремнями и жестко зафиксирован), происходят естественные физиологические реакции (например, судороги, обильное кровотечение). Информация, которую может получить врач при подобной процедуре, по сути, ничтожна. Даже если бы Герофил или Эрасистрат однажды согласились вскрыть живого преступника, то вскоре могли убедиться в том, что вскрытие трупа недавно умершего дает гораздо больше информации, чем неудобная и во всех отношениях неприятная вивисекция. Следует также обратить внимание на упорное отрицание подавляющим большинством врачей эпохи Античности того факта, что в артериях содержится кровь. Мы знаем только двух знаменитых врачей Античности, утверждавших, что артерии содержат кровь и пневму, — Герофила и Галена. Возможно, того же мнения придерживались Марин и Руф Эфесский. Доступные нам источники указывают на то, что и Эрасистрат, и многие другие (до и после него) считали, что в артериях находится только пневма. На этом и основан тезис Эрасистрата о воспалительном процессе как патологии, объясняемой ненормальным перетоком избыточной венозной крови в артериальное русло или окружающую сосуды ткань. Если бы Эрасистрат вскрывал живого человека, он убедился бы, что магистральные артериальные сосуды содержат кровь. Общепризнанное античными врачами мнение о том, что в артериях содержится только пневма, свидетельствует о том, что хирургические вмешательства на протяжении многих сотен лет носили локальный характер. На это указывают и работы Галена: в них прослеживается преемственность его хирургических и травматологических практик по отношению к «Корпусу Гиппократа». Это важно, так как Гален был весьма искусным хирургом-экспериментатором, выполнявшим сложнейшие операции и физиологические эксперименты на животных.

Привлекательным аргументом в пользу возможности проведения вскрытий живых людей является тезис о принципиальной разнице между живым и мертвым телом. Отрицание познавательного значения анатомических исследований врачами-эмпириками, воспитанными в духе стоической философии, и было основано на этой идее. Ведь если с наступлением смерти человеческое тело теряет нечто определяющее, то знания, полученные на основе изучения трупа, невозможно экстраполировать на живой организм. Следовательно, анатомические вскрытия бессмысленны, так как они не предоставляют информации о живом организме.

Однако как бы ни были интересны эти рассуждения, в реальности вивисекция не в состоянии предоставить серьезных данных об устройстве человека. Даже если кто-либо из александрийских врачей предпринимал попытки вскрывать живых людей, то убедился в том, что подобные вскрытия живых людей бессмысленны с точки зрения возможности получить полезные знания.

Для правильного восприятия сведений о взглядах Эрасистрата следует учитывать, что Гален в целом относится к нему отрицательно. Очевидно, что подходы современных Галену врачей-методистов имели много общего с учением Эрасистрата о болезнях и методах их лечения. Гален часто критикует знаменитого александрийского врача, не уставая подчеркивать преемственность врачей-методистов II в. по отношению к его идеям и практике. Многолетий опыт работы с текстами Галена позволяет мне утверждать, что некоторые его суждения носят откровенно предвзятый характер, спекулятивны и крайне эмоциональны. Яркий пример — его рассуждения о взглядах Платона на медицину в трактате «Об учениях Гиппократа и Платона»[27].

Однако необходимо понимать, что Гален — добросовестный ученый. Его комплименты, безусловно, основаны на убежденности в научной правоте суждений авторов, которым он симпатизирует. Не следует также забывать, что он врач, чрезвычайно внимательный к своим пациентам, и конечный клинический результат является для него главным способом проверки научной истины. Гален всегда подробно аргументирует свою точку зрения и подробно разбирает суждения своих оппонентов. Все это дает историку возможность выбрать правильную методику критического анализа оценок взглядов Эрасистрата, данных великим римским врачом.

В ряде своих сочинений, помимо критики Эрасистрата, Гален констатирует его очевидные достижения и правильные суждения по тем или иным вопросам медицинской теории и практики. На мой взгляд, этим оценкам следует доверять. Если Гален за что-то хвалит Эрасистрата, то, с учетом его общего негативного отношения к его наследию, такие достижения должны были быть очевидны и бесспорны. Позитивные оценки отдельных суждений Эрасистрата со стороны Галена носят вынужденный характер: он как будто заставляет себя их высказывать и тут же добавляет изрядную порцию критики.

Следует исходить из того, что