Даже для маленького идеального города-государства, где должно было бы происходить нечто подобное, это очевидный рецепт катастрофы. В лучшем случае там было бы неимоверно скучно, поскольку поэтов и драматургов, исполняющих неправильную музыку, как и юристов, изгоняли бы. В худшем случае это был бы тоталитарный кошмар, где вскоре были бы выработаны обычные отталкивающие методы, необходимые для того, чтобы сохранить столь непопулярный режим.

Конечно, глядя назад, легко найти недостатки в этой глубокомысленной фантазии. Даже в самом платоновском описании немало противоречий. Поэзию следует запретить, однако сам Платон, выстраивая свои аргументы, обильно использует прекрасные поэтические образы. Точно так же возбраняются поклонение богам, религия и мифология, но Платон включает в свой труд несколько мифов, а «цари-философы» загадочным образом напоминают царей-жрецов. И еще он вводит собственного идеального бога, неумолимого и требующего повиновения (хотя его существование не может быть доказано).

На самом деле платоновское видение идеального государства – строго говоря, продукт своей эпохи. В ходе Пелопоннесской войны Спарта одержала верх над Афинами. Не помогли ни демократия, ни тирания, и Афины отчаянно нуждались в правительстве, которое могло бы навести порядок. (По мнению некоторых комментаторов, говоря о справедливости, Платон часто имеет в виду что-то похожее на порядок.) Возможно, источник надо искать в строго управляемом обществе, какое тогда существовало в Спарте. Но в отличие от Афин Спарта была неразвитым, экономически отсталым государством, которому для выживания требовалось выращивать касту неумных громил, охотно подчиняющихся приказам и сражающихся не на жизнь, а на смерть. Задача этой касты – держать в страхе низшие классы с их растущим неповиновением и запугивать более развитых и экономически мощных соседей. Платон либо не осознавал этого, либо не желал принимать в расчет.

Развивая наивную этическую веру Сократа («добрый счастлив»), Платон утверждает, что «несчастливы лишь несправедливые». Навяжи людям справедливое общество, и всем будет хорошо. Но что он предложил? Просто прожект, который только и можно было ожидать от чересчур серьезного, возвышенно мыслящего интеллектуала, укрывшегося в рощах Академа. Этот прожект попросту неосуществим.

Но, как ни удивительно, он был осуществлен. Или почти осуществлен. Больше тысячелетия существовало средневековое общество с его низшими сословиями, военной кастой и могущественным священничеством, чем-то напоминавшее платоновское государство. В относительно недавние времена многими из основных черт этого государства обладали коммунизм и фашизм.

Несколько лет Платон преподавал в своей Академии, сделав ее лучшей афинской школой. Но в 367 г. до н. э. от своего друга Диона он узнал, что тиран сиракузский Дионисий умер и власть перешла к его сыну Дионисию Младшему.

Отец годами держал Дионисия Младшего взаперти, чтобы пресечь любые попытки преждевременно унаследовать власть.

Заключенный в царском дворце, Дионисий Младший проводил дни за выпиливанием деревянной утвари и изготовлением столов и скамеек.

Дион утверждал, что перед Платоном открываются прекрасные перспективы. Вот лучший правитель, из которого можно воспитать царя-философа! Его разум не замутнен чужими влияниями, и Платон мог бы воплотить в реальность свою теорию идеального государства.

Почему-то Платона не вдохновил этот план. (Уж не беспокоило ли его положение немолодого философа, прибывшего в идеальное государство? А что, если ему самому пришлось бы долгие годы заниматься гимнастикой и музыкой, чтобы принадлежать к элите!) «Мне было очень стыдно перед самим собой, как бы не оказалось, что я способен лишь на слова, а сам добровольно никогда бы не взялся ни за какое дело», – написал позже сам Платон[6]. В конце концов Платон поддался уговорам друга и отправился в долгое плавание на Сицилию.

Прибыв на место, Платон обнаружил, что придворные Дионисия Младшего заняты интригами. Многие из них помнили блестящего интеллектуала по его прошлому визиту, и некоторые, похоже, таили зло на Диона. Спустя несколько месяцев эти враги философии обвинили Платона и Диона в измене. (В такую западню часто попадают те, кто замышляет осуществить утопию.) Поначалу царь-столяр не знал, что делать. Потом в страхе перед могуществом Диона он изгнал своего дядю, но Платону уехать не разрешил. Он не желал, чтобы Платон плохо говорил о нем по возвращении в Афины, как объяснил Дионисий старому философу.

К счастью, друзья вскоре сумели организовать побег Платона, и тот вернулся в Афины. В Академии его с нетерпением ждали верные ученики и Дион.

Но Дионисия Младшего сильно огорчило бегство Платона. Тиран любил поговорить с Платоном о философии, хотя и не собирался осуществлять его идеи. (Сиракузы

вряд ли могли позволить себе подобные эксперименты. В то время они были единственным сильным государством, способным противостоять карфагенскому вторжению, которое, кстати, было способно опустошить зарождавшуюся Римскую республику.)

Дионисий Младший, возможно, тянулся к Платону, как к отцу. Он явно ревновал философа к своему дяде Диону. Правитель засыпал Платона просьбами вернуться в Сиракузы. В смятении Дионисий твердил всем вокруг, что отныне без общения с учителем-философом его жизнь теряет смысл. Наконец он послал в Афины самую быструю свою триеру с угрозой конфисковать все сиракузские владения Диона, если Платон не вернется.

В конце концов вопреки здравому смыслу философ, которому перевалило за семьдесят, отплыл в Сиракузы. Вероятно, его уговорил Дион, у которого в тот момент, скорее всего, были иные мотивы, нежели возможность воплотить в жизнь утопию Платона и идея доказать тирану примат души над телом.

Вскоре Платон снова оказался в почетном сиракузском плену, видимо, дважды в день отказываясь от италийских яств и каждую ночь гневно прогоняя из своей постели нежеланных гостей. Но Платону снова удалось вырваться: как-то глухой ночью его вывез на своей триере один благоволивший к нему пифагореец из Тарента. Среди гребцов, доблестно сгибавшихся под ударами плетей, престарелый философ пустился по морю в обратный путь – к безопасным для него Афинам. (Через несколько лет Дион преуспел в том, что, возможно, и было его давней целью: захватил Сиракузы, изгнал Дионисия Младшего и взял власть в свои руки. Попытался ли он устроить здесь платоновское государство, раз уж ему представилась такая возможность? Очевидно, нет. Платоновская справедливость не восторжествовала, зато победила справедливость иная. Дион скоро был убит – предан, что довольно любопытно, бывшим учеником Платона.)

На этом вылазки Платона в политику закончились, а будущая Римская империя была спасена. В результате непроверенная платоновская теория стала моделью для средневекового мира Европы, выросшего из Римской империи, а позже такие личности, как Гитлер и Сталин, создали на ее основе классические прецеденты.

Полностью ли заблуждался Платон? По его мнению, подлинное знание или понимание может быть достигнуто лишь интеллектом, а не чувствами. Чтобы достичь истины, разум должен отказаться от чувственного опыта. Если Платон всерьез в это верил, трудно понять, почему он так бился за свою утопию. Чисто философский подход несовместим с политической практикой. Даже если согласиться с платоновским «Пока в государствах не будут царствовать философы либо так называемые нынешние цари и владыки не станут благородно и основательно философствовать… до тех пор государствам не избавиться от зол»[7]. (На практике все оказывается в точности наоборот. Правители, вдохновляемые философскими идеями, приносят куда больше бед, чем невежи в философии.)