Миссис Джеремайя поежилась, как будто ей стало холодно. Потом она бросила что-то в мою сторону, а я поймала. Это оказался осколок черного камня, размером с большой зуб.

— Всегда держи его при себе. Это кусочек здешней скалы. Он отведет от тебя неудачи и сохранит от бед, которые ты будешь сама на себя навлекать.

Поднявшись, она протянула руку в мою сторону. Мое сердце забилось быстро-быстро.

— Сейчас я очищу тебя от злых духов, — сказала она. И уже более тихим голосом добавила: — Иди сюда. Я помогу тебе.

Миссис Джеремайя начала говорить что-то на непонятном языке. Отец Кармайкл рассказывал о других языках, но я не могла представить, чтобы это уродливое бормотание было речью святых и ангелов. Развернувшись, я выскочила на веранду, едва не споткнулась о столик с чашей, кубарем скатилась с крыльца, выскочила на дорожку и мчалась, не останавливаясь, пока не спустилась с Каменистого Холма и не добежала до основной дороги, вдоль которой стояли жилые дома. Во многих из них горел свет и мелькали движущиеся тени. Я миновала дом миссис Мэйнгот, скобяную лавку Кэмпбелла и по извилистой дороге добежала до бара Джимми. Почему-то мне понадобилось войти внутрь и посмотреть, нет ли там Романа, но его не было. Кто-то что-то выкрикнул, но я не стала слушать. Пробегая мимо церкви, я подумала о том, что надо бы зайти туда, но потом увидела, что дверь на замке, и побежала дальше, к тому месту, где от дороги ответвлялась тропинка к нашему дому. В доме горел свет, и я увидела в кухне большой темный силуэт тети Тасси. Вера и Вайолет сидели на веранде. Одним махом я перепрыгнула все ступеньки. Тетя Тасси стояла, склонившись над плитой, когда влетела я, — взмокшая, растрепанная и запыхавшаяся.

— Что с тобой? Почему ты такая? Ты виделась с миссис Джеремайя?

На следующее утро, вспоминая миссис Джеремайя и все, что она мне сказала, я услышала разговор миссис Мэйнгот с тетей Тасси. Речь шла о том, что к Джоан приехала подруга.

— Вообще-то тринадцать — это рановато, — услышала я голос миссис Мэйнгот, — но если эта беда уже пришла, ничего не поделаешь.

Я удивилась: кто эта подруга и почему она — беда? Высунувшись из окна, я сказала:

— Хотела бы я, чтобы к нам тоже кто-нибудь приехал. А то в этом доме можно умереть со скуки.

Обе женщины обернулись, посмотрели на меня, а потом переглянулись и дружно рассмеялись.

— О, Господи! — воскликнула миссис Мэйнгот, взмахнув тонкими руками. — Селия такая странная девочка! И откуда только она такая взялась, Тасси?

Тетя Тасси многозначительно поглядела на нее, как бы говоря: да-да, я понимаю, что ты имеешь в виду.

И только позже, когда я услышала, как Анжела Эрнандес рассказывала кому-то, что кровь хлынула из Джоан, как из ведра, я догадалась, что подружка Джоан — это ее первая менструация. Весь остаток дня я гадала: если миссис Джеремайя права, то когда же это случится со мной?

Сказано — сделано: тремя днями позже я проснулась от боли в животе. Это была какая-то новая, незнакомая боль, обдававшая жаром низ живота и поясницу. Когда тетя Тасси вошла и велела мне собираться в школу, я сказала, что заболела, и продемонстрировала ей свой вздувшийся живот и темное пятно на простыне, которое было похоже на пролитое какао. Должно быть, я неважно выглядела, потому что, как и предсказывала миссис Джеремайя, тетя Тасси разрешила мне остаться дома, но только на один день, потому что я должна привыкнуть к этой боли, как и все женщины на свете. Когда она произнесла это, у меня по всему телу побежали мурашки, но тетя Тасси ничего не заметила. Сидя на краешке моей кровати, она объяснила, что отныне я должна быть осторожна, потому что теперь я могу иметь детей, и не успею я оглянуться, как мужчины начнут виться вокруг меня, а я должна быть готова дать им отпор.

— Куда тебе сейчас иметь ребенка, когда ты сама еще ребенок.

— Как была моя мама?

— Да, как была твоя мама.

— И как ты сама.

— Да, и как я сама.

Тетя Тасси встала, сходила в свою комнату и принесла чистую белую тряпочку. Она сложила ее вдвое, потом еще вдвое, потом еще, пока у нее не получился небольшой пухлый прямоугольник. Она велела мне подложить его в трусы, чтобы он впитывал кровь. Когда тряпка наполнится, но еще не переполнится (иначе она начнет вонять, как гнилая железка), я должна положить ее во дворе отмачиваться в тазик, а потом постирать и повесить сушиться на веревку.

Когда Роман уходил или уезжал, в нашем домике становилось светлее и спокойнее. Оставаясь наедине с тетей Тасси, я чувствовала себя почти счастливой. Но такое случалось нечасто. Вскоре после того, как у меня начались месячные, мы должны были поехать в Шарлотвилль навестить умирающую мать Романа. Мы планировали отправиться в путь на рассвете. В Скарборо Роман собирался по дешевке взять напрокат четырех мулов у одного знакомого работника плантации. Близнецы должны были ехать на одном, тетя Тасси — на другом, я — на третьем, а Роман на самом крупном, четвертом, собирался возглавлять процессию. Мы должны были доехать до северо-восточной части острова, потом свернуть и проехать через холмистую местность в сторону Спейсайда, и только к ночи добраться до маленькой деревушки на берегу. Это должно было быть долгое путешествие. Тетя Тасси не хотела ехать, потому что терпеть не могла старую миссис Бартоломью. Мне тоже не хотелось ехать, поэтому, проснувшись утром, я заявила, что у меня температура. Бьюсь об заклад, тетя Тасси прекрасно знала, что я здорова, но она использовала мою болезнь как предлог, чтобы заставить Романа поехать без нас, и я была ужасно рада. Зато Роман был страшно недоволен, и я знала, что он очень на меня злится, когда, стоя в дверях, он ощупывал меня своими маленькими, похожими на двух черных жуков, глазками. Жуки проползли вверх по ночной рубашке и остановились на лице.

— Тасси говорит, ты больна. Но что-то ты не кажешься больной.

Я смотрела на его шевелящиеся губы — бесформенные, будто Господь схватил кусок мела и намалевал их как попало.

— По мне, так ты выглядишь совершенно здоровой.

Я хотела уйти в другую комнату, но не могла двинуться, будто приросла к месту.

— Я уже слышал, что ты стала настоящей женщиной. Тасси говорит, твоя «подружка» пришла. — Он начал гладить себя между ног поверх брюк, и в первый раз мне стало страшно. Раньше он никогда ничего такого не делал. — Твоя киска превращается во взрослую красивую кошечку.

Когда они выходили, солнце уже ползло вниз по манговому дереву. Тетя Тасси стояла на ступеньках и махала им вслед. Она казалась расстроенной — наверно, потому, что Вера и Вайолет упросили ее отпустить их с Романом: им нравилось море в той части острова и вообще хотелось попутешествовать, и тетя согласилась. Сквозь жалюзи я смотрела, как Роман идет по тропинке вместе с моими кузинами, разряженными, как две куклы, и всеми своими тридцатью тремя позвонками — это мисс Маккартни рассказала, что у каждого человека тридцать три позвонка — ощущала, до чего же я его ненавижу.