Андрей Януарьевич его опекал и отличал от других учеников, ведь Кеша был мальчиком из приличной семьи. Делал он это ради памяти бабушки, а не потому, что Кеша был старательным студентом. Учился он и здесь с ленцой, ему было скучно, но приходилось иногда сопровождать профессора Хвалынского домой и слушать его долгие разговоры.

Профессор хотел иметь учеников и последователей, старался сплотить в кружок своих почитателей из числа студентов и аспирантов. Увы, из этого ничего не получалось: профессор был неизлечимым занудой. Возможно, он любил свой предмет, несомненно, что он знал его досконально, но лекции его были скучны, как железнодорожное расписание. Он не умел увлечь аудиторию, так что даже самые положительные девочки-отличницы признавались, что от его монотонного голоса у них болят зубы.

Когда Кеша с горем пополам окончил институт, профессор рекомендовал его в одно солидное научное издательство. Кеша был благодарен и за это – с его дипломом можно было найти работу только в районной библиотеке.

Мама резко урезала субсидию, правда, ее муж подарил Кеше на окончание института свою старую машину.

Денег катастрофически не хватало. Кеша продавал бабушкины безделушки и книги – некоторые оказались редкими. К Андрею Януарьевичу он тоже наведывался ради приработка – тот время от времени поручал съездить оценить кое-что из книг. Старик тоже жил бедновато, но тщательно скрывал, что продает вещи и книги. Кеша немного жульничал и брал себе больше, чем оговоренные комиссионные.

Но все это было каплей в море. Старик был одинок, его замужняя дочь жила в Штатах. С зятем он не очень ладил, потому и не хотел переезжать к ним. Зато квартира профессора была буквально набита антиквариатом. Правда, сам Хвалынский утверждал, что по-настоящему ценных вещей у него нет, просто эти безделушки дороги ему как память. Кеша подозревал, что Андрей Януарьевич говорит так нарочно – из опасения, что ограбят.

Профессор радовался его приходу, и Кеша иногда мечтал, что вот старик умрет и оставит все ему: квартиру, мебель, книги. Он все это продаст и заживет по-человечески. Сколько раз он с сожалением выпускал из рук какую-нибудь мелкую вещицу – бронзовую статуэтку, фарфоровую табакерку, эмалевую рамочку для фотографий, когда так хотелось сунуть их в карман! Что делать с такой мелочью, было очевидно – продать знакомому перекупщику и прогулять эти деньги в ресторане или в клубе.

Вспомнив о ночном клубе, Кеша поежился. Именно там позавчера началась полоса неудач. Черт дернул его подсадить ту девицу! Если бы не она, ничего бы не случилось, и Кеша не встретился бы с тем страшным человеком с горящими глазами.

Мелькнула вдруг какая-то свежая мысль, но Кеша не успел ее поймать – снова захлестнул страх перед тем типом. Нужно скорее отдать ему часы, тогда Кешу, может быть, оставят в покое. Он и так уже извелся за эти два дня. Андрей Януарьевич вчера не смог его принять – у него, видите ли, был массаж. Одной ногой в могиле, а туда же, массаж ему подавай.

Кеша решительно нажал кнопку домофона.

– Заходите, Иннокентий! – Профессор всегда обращался к нему на «вы».

В квартире все было по-прежнему. Кеша обул мягкие войлочные тапки и прошел вслед за хозяином в кабинет – поговорить, обменяться свежими новостями.

Обмен новостями обернулся, понятное дело, нескончаемым монологом Хвалынского. Он вспоминал молодость, хвастал знакомством с известными людьми, рассказывал, как удалось найти тот или иной раритет.

Кеша делал вид, что слушает, и старался сохранить заинтересованное выражение, а сам сжимал челюсти, чтобы не дай бог не зевнуть. Все истории выходили у профессора скучными, как вареная морковка. Кеша с детства не терпел ее в супе.

Наконец, мучения окончились. Профессор сделал вид, что вспомнил о времени, а Кеша – что ему жаль прерывать такой интересный разговор. Профессор сказал, что так просто гостя не отпустит, обязательно напоит чаем, и устремился на кухню.

Кеша глубоко вдохнул и подошел к старинному бюро красного дерева. Резной бронзовый ключ гостеприимно торчал в замке. Откинув крышку, Кеша уставился на множество маленьких ящичков, в которых, как он знал, профессор хранит всякие мелочи. Если эти часы-луковица на самом деле существуют, лежать они могут только здесь. О том, что он может их не найти, Кеша старался не думать.

Три ряда ящичков по четыре в каждом. В котором из них? Кеша решил действовать планомерно. Он, как сапер, не имеет права на ошибку. Только что профессор проговорился, что через два дня улетает погостить к дочери в Штаты, из чего следует, что следующий Кешин визит откладывается на неопределенное время.

Верхний правый ящик был набит пожелтевшими конвертами. Не вынимая их, Кеша достал рукой до дна. Ничего, кроме писем.

В следующем лежало четыре колоды старинных карт. Сразу видно, что не то.

Третий был заполнен крошечными шахматными фигурами – только белыми, из слоновой кости. Кеша подивился про себя, для чего профессор хранит неполные шахматы – ни доски, ни черных фигур. Ладно, это тоже не то.

Нижний ящик в этом ряду выдвигался с трудом. Оказалось, мешали шелковые театральные маски. Кеша выпустил облако моли и поскорее задвинул маски обратно.

В четырех ящиках среднего ряда нашлись старые выцветшие фотографии и поздравительные открытки. На открытках были полнотелые красавицы – они нюхали цветы, читали любовные письма или просто сидели на пуфиках, козетках и канапе, погрузившись в сладостные мечты. Часов не было.

Кеша начал волноваться. Нет, он волновался еще до прихода к профессору, а теперь потихоньку запсиховал. Квартира у Хвалынского была большой, звуки из кухни сюда доносились с трудом. Сам хозяин пил чай всегда здесь, в кабинете. Он говорил, что на кухне ест только прислуга. Прислуги у Андрея Януарьевича не было, только соседка приходила убирать раз в неделю. Профессор ее побаивался.

Верхний ящик последнего ряда вывалился сам – оказалось, там сломан упор. По крышке бюро рассыпались какие-то бумажки, Кеша, не глядя, сгреб их и затолкал мятые в ящик.

Следующий ящик он выдвинул осторожно и правильно сделал. Ящик был полон разной мелочи: фарфоровые уточки, деревянные собачки, брошка из слоновой кости, перламутровая камея без застежки. Если бы это добро вывалилось, Кеша его и за час бы не собрал. Без надежды он сунул руку в эту груду барахла и чуть не взвыл от боли. В палец впилась янтарная булавка.

– Черт, – прошипел он, глядя, как капает кровь. – Черт, черт, черт!..

Что, если он так и не найдет эти часы? Скрываться от полиции, которую на него непременно наведет этот страшный человек с горящими глазами? Уехать к матери в Москву? Глупо, его найдут и там.

В порыве отчаяния Кеша дернул предпоследний ящик и – о, чудо! – сразу видел то, что искал. Вот они – тяжелая золотая луковица на золотой цепочке. Кеша протянул дрожащую руку к часам, когда из кухни раздался голос хозяина:

– Иннокентий, я уже иду!

Кеша в панике схватил часы и задвинул ящик. Потом закрыл бюро и почти сразу услышал шаги профессора за дверью. Он попытался затолкать часы в карман джинсов, но цепочка предательски свисала. Попробовал подобрать цепочку – неловко дернулся, и часы вывались на пол. Кеша сумел подхватить их на лету, когда дверь уже открывалась. В какую-то долю секунды он метнулся к окну, закрытому пыльной портьерой, и бросил часы на подоконник, после чего неслышно, благодаря в душе изобретателя войлочных тапок, отпрыгнул на середину комнаты.