Северцев благодарно улыбнулся и заказал бутерброд с икрой. По натуре он быстро сходился с людьми, а сосед за стойкой ему показался добродушным и общительным.

После выпитой кружки глаза Северцева заблестели, и ему захотелось поговорить, высказать свое первое впечатление о Москве. Он заказал еще две кружки.

— Прошу вас выпить со мной.

— Не смею отказаться. С удовольствием. Только прежде нужно познакомиться. А то неприлично, пьем, вроде бы как приятели, а друг друга не знаем. — Князь протянул руку и представился: — Константин Сергеевич, инженер Московского индустриального завода, ну, а для вас просто Костя.

— Алексей Северцев. Приехал поступать в университет.

— О, по такому торжественному поводу, — Князь повернулся к буфетчице, — налей–ка нам, красавица, по сто грамм московской. Вы не возражаете, — обратился он к Северцеву, — если мы выпьем за ваше поступление? Хорошая, говорят, примета.

Алексей замялся.

— Нет, нет, что вы!.. Я только с поезда, мне нужно ехать в университет.

— Чепуха! Сто грамм для такой фигуры — как слону дробина. Пока доедете — все выветрится. Ну, за наше знакомство и за ваше поступление.

Князь чокнулся и, почувствовав на своем плече чью–то руку, обернулся. Сзади стояли Толик и Серый.

— О! Ваше студенческое крещение мы можем провести в настоящем студенческом кругу. Знакомьтесь. Мой старый приятель Толик Люхин, студент Московского юридического института, большой знаток уголовного права и криминалистики. А это — Геннадий Серов, или просто Серый. Способностей самых заурядных. Хотел стать хирургом, да душонка слабовата. Из операционной его всегда выносили на носилках. При виде крови с ним делается дурно. Теперь студент–фармацевт. Не огорчайся, Серый, аптекарь из тебя получится потрясающий.

Пока Северцев знакомился с Толиком и Серым, Князь заказал по сто граммов водки и для них.

Северцев еще раз попытался отказаться, но тут его новые знакомые выразили такую обиду и так принялись уговаривать, что устоять он не смог.

— Ну, друзья, пьем! Пьем за новую студенческую единицу. — Князь чокнулся со всеми и, морщась и фыркая, поднес ко рту дрожащей рукой стакан. Пил он тяжело, с дрожью, как пьют алкоголики.

Выпил и Северцев.

Подкладывая ему бутерброд с икрой, Князь сказал:

— Хорошо, Алешенька, что ты встретил меня и моих друзей. Мы тебе можем помочь. Москва — это столица. Да, кстати, в Московском университете у меня дядя, правда, не директор, но делами ворочает большими. Будут недоразумения — рассчитывай на меня.

Северцев уже чувствовал опьянение. Тронутый вниманием своих новых знакомых, он не находил слов благодарности.

— Спасибо вам. Я очень рад, что встретил вас. Только мне пора ехать. Ведь я еще не определился с общежитием. А знакомых в Москве нет.

— Голубчик! — самым искренним упреком перебил его Князь. — У тебя в Москве есть новые друзья! Ты что, не веришь в возможности своих друзей!

— Нет, почему? Я рад, что познакомился с вами, но мне не хотелось бы стеснять вас.

— Толик, Алеше с дороги нужно отдохнуть. Ты это можешь организовать? — спросил Князь с видом некоторой озабоченности.

Толик ответил спокойно и, как всегда, не глядя в глаза тому, с кем разговаривает:

— Отдельная дачная комната с окнами в сад и чистая постель в его распоряжении.

Ответом Толика Князь был доволен.

— Ну вот, а ты волновался. Только учти, Алеша, до сентября еще полтора месяца. Придется пока без стипендии. Выдержишь?

— Ничего, выдержу. В прошлом отчетном году получили неплохо, по десять рублей и по килограмму–меду на трудодень. Хватит на харчи и на квартиру.

Словно что–то подсчитывая в уме, Князь сморщил лоб и поднял глаза к потолку.

— Это я на всякий случай, Алешенька. Москва хоть и большая деревня, а у тетки не пообедаешь.

С буфетчицей за всех рассчитывался Толик. Когда Северцев полез в карман за деньгами, Князь остановил его:

— Не горячись, Алеша, твои тугрики тебе еще пригодятся. А сейчас, братцы, я предлагаю перейти в ресторанчик и перехватить чего–нибудь горяченького. Только не здесь, не на вокзале. Алешенька, тебе не показалось, что на этом вокзале пахнет онучами и лошадиным потом?

Северцев улыбнулся, но ничего не ответил.

— Э, брат, чтоб это унюхать — нужно быть москвичом. Ты взгляни — нет почти ни одного солидного пассажира, одни мешки, котомки да деревянные сундуки с воблой и кренделями. Уж если в ресторан, то лучше «Чайки» не найдешь. Там стены дышат ландышем, а официанточки!.. Эх, Алешенька, начинай жить по–студенчески, по–столичному, а главное — держись за друзей и умей ценить дружбу.

Упоминание о ресторане в первую минуту насторожило Северцева, но когда Князь упрекнул его за неуважение к друзьям, он махнул на все рукой и решил предоставить себя во власть своих новых знакомых.

Перед выходом, когда он нагнулся и хотел взять с пола свой чемодан, Князь вежливо и настойчиво отстранил его руку и с упреком посмотрел на Толика.

— Ты только сегодня невнимателен или вообще невоспитан? Алеша устал с дороги, а ты не можешь поднести его чемоданчик.

Толик молча взял чемодан Северцева, и все четверо направились к выходу.

Северцев захмелел быстро. По его счастливой улыбке можно было судить, что ему все нравилось: Москва, новые друзья, шум города и этот особенный, лихорадочный тонус движения людей и машин, который свойствен только столице.

5

Было три часа дня, когда Виктор Ленчик со студентками–однокурсницами ожидал электропоезд на Малаховку, где у его родителей была дача. В воздухе дрожало знойное марево. У тележек с газированной водой стояли длинные очереди. Люди спешили скорей вырваться из раскаленных стен города в дачную свежесть Подмосковья.

Прохаживаясь по перрону, в широкополой соломенной шляпе, Виктор рассказывал спутницам о том, как профессор Киселев на экзамене по уголовному процессу незаслуженно снизил ему отметку. Высокий ростом, Ленчик был красив. Кожа его нежного, холеного лица была бледновато–матовой. Говорил он быстро и запальчиво, отчего его и без того выразительные и нервные губы дрожали в изломах, сдвигались в гримасах пренебрежения и иронии. Длинный серый пиджак, узенькие короткие брюки, зеленый галстук с ярко–красной полосой посредине обращали внимание прохожих. Даже маленькие темные усики, напоминающие крылья бабочки, и те как бы кричали: «Взгляните!» И кое–кто «взглядывал».

— Я отвечал ему блестяще! Обоснованные положения, богатые иллюстрации и, представьте себе, — тройка. Да, да тройка! Нет, это возмутительно! Гробить за то, что я не посещал его скучные лекции, — это хамство!

У входа в вокзал Ленчика остановил сержант милиции Захаров. Взяв под козырек, он вежливо проговорил:

— Молодой человек, ведь есть же урна для этого…

— Какая урна? Причем здесь урна? — удивился Ленчик, точно не понимая, о чем идет речь.