Он занимает место возле деревянного навеса, на котором краска цвета жженной слоновой кости почти совсем не видна за множеством граффити. Прохладный ветер поднимает с асфальтового покрытия платформы песчаные вихри, подхватывает и кружит в воздухе выброшенные конфетные обертки и пакетики от чипсов. Сорняки неровно колышутся между покрытыми ржавчиной железобетонными шпалами. Наконец из громкоговорителей, будто сделанных из мокрого картона, доносится нечленораздельное бормотание, и, ко всеобщему облегчению, рельсы начинают гудеть.

Поезд весело подъезжает, со скрежетом останавливается и распахивает двери настежь. Фрэнк находит свободное место и садится. Двери закрываются, поезд с лязгом и грохотом отъезжает от платформы, неуклюже набирая скорость. Подвижной состав так стар, что его можно считать антиквариатом. Вагоны визжат и раскачиваются, колеса пляшут по рельсам; от обивки сидений пахнет горелыми апельсинами, окна – грязно-желтые.

Фрэнк знает, что у него в запасе – тридцать одна минута (не считая задержек) на то, чтобы прочесть газету и выпить кофе, однако сегодня он не торопится приняться ни за то, ни за другое, вместо этого внимательно оглядывая вагон и запоминая все детали. Обтрепанный уголок плаката, рекламирующего давным-давно закончившуюся распродажу в «Днях». Пустая пивная банка, с грохотом катающаяся взад-вперед по серо-бурому линолеумному полу. Лозунг на стене, написанный синим фломастером: «Гигамаркет – говно» (крик души, с которым Фрэнк чувствует некоторую солидарность). Вот синхронно мотаются головы пассажиров, а им вторят болтающиеся из стороны в сторону ременные петли поручней, свисающие с потолка. За окном проплывает город цвета серы.

Он не будет по этому скучать. Он нисколько не будет по этому скучать.

В сегодняшней газете он находит для себя мало интересного – как и обычно. Он покупает и читает газеты машинально, по привычке. Все, что происходит в этой стране, больше его не заботит. Все новости кажутся старыми. Беспорядки, диспуты, преступность, вилянье политиков, напыщенность духовенства, интриги королевского семейства… Да всё это уже было. В новостях, кроме имен, ничего не меняется.

Но Америка – в Америке всегда что-нибудь происходит. Если ураган – то такой, что оставляет тысячи людей без крова, если серийный убийца – то такой, что оставляет десятки трупов. Судебный процесс, эффектно оправдывающий истца – гражданского чиновника, который эффектно отказался от взятки. Колоссальные зарплаты, колоссальные трагедии. Все – на широкую ногу. Два гигамаркета – это же надо! Не то чтобы гигамаркет – непременно признак величия, но, так как Северная Америка – единственный континент, где их сразу два, можно только подивиться такому чуду. Они вдобавок еще и открыты круглосуточно.

Фрэнк надеется посетить оба магазина – «Блумбергз» в Нью-Йорке и «Блумбергз» в Лос-Анджелесе, – хотя бы только из профессионального любопытства. Он собирается проехаться от восточного побережья до западного, путешествуя поездами, машинами и автобусами, украдкой наблюдая за страной и ее народом. Затеряться в такой огромной стране не составит труда, да это не будет и чем-то необычным. Америка кишит потерянными душами, которые скитаются по ее пустоте, которые любят ее пустоту. Быть может, там-то, среди этого тайного племени безликих и безродных он обретет и дом, и друзей.

Как и для многих других, для него эта страна уже отслужила свое. Иссохла. Вылущилась. Как и многих других, его здесь не ждет ничего, кроме долгих лет работы, краткой жизни на пенсии и незаметной смерти. Эта страна оскудела духом. Эта страна утратила почти все, что имела раньше, и принялась яростно, хищно защищать то немногое, что у нее еще осталось. Эта страна, страшась будущего, упорно смотрит назад, в прошлое. Эта страна – уже не родина для своих жителей, а музей своей более славной поры.

Голос, в котором слышны усталость и скука, хотя это всего лишь запись, дважды объявляет название станции. Поезд замедляет ход и делает остановку, вагоны стукаются друг о друга, как караван мультяшных слоников, тыкающихся друг дружке в спину. В вагон входит тощая девица в рваных джинсах и объемистом анораке. Она идет по проходу и плюхается на сиденье рядом с какой-то солидной дамой. Хмыкнув и нарочито-шумно взмахнув бульварным журналом, дама дает понять девице, что вокруг полно других свободных мест, но девица, видимо, не робкого десятка. Она не двигается с места, вид у нее насупленный и лукавый.

Фрэнк, ощущая знакомое покалывание в затылке, наблюдает за ней.

И точно – едва поезд тронулся, как рука девицы скользнула через подлокотник сиденья к застежке на сумочке солидной дамы. С лица девушки не сходит маска равнодушия, вялый взгляд блуждает вдалеке. Она знает в своем деле толк, Фрэнк вынужден отдать ей должное. Хорошо выучилась профессии, – наверно, нелегко ей это далось, прошла через побои в ту пору, когда ее пальцы были не такими ловкими, а ноги – не такими проворными. Но он-то понимает, чем она занята. Продашь карточку «Дней» на черном рынке – и тебе на пару недель обеспечена сытная еда. (Продашь ее переодетому полицейскому – и тебе на пару лет обеспечена тюремная баланда.)

Выглядывая тайком из-за края газеты, он следит за тем, как происходит кража. Рука, воровато расстегивающая сумочку и шарящая внутри, как будто не принадлежит девице. Кажется, будто она орудует сама по себе, как самостоятельное верткое, паукообразное существо. Солидная дама и не замечает, что содержимое ее сумочки вслепую обыскивают опытные пальцы. Не отрываясь от журнальной статьи, она сосредоточенно грызет заусенец.

Фрэнк ждет, когда вынырнет рука девицы. Наконец-то! Быстро мелькнув над подлокотником, серебристо-серый кусочек пластика почти в то же мгновенье исчезает.

Фрэнк поднимается, кладет на свое сиденье газету, шагает через проход, хватается рукой за висячий ремень поручня и, склонившись над девицей, буравит ее взглядом своих серых глаз.

– Верните ее на место, – говорит он.

Девица безучастно смотрит на него, и в этом безучастии чувствуется вызов.

– Даю вам единственный шанс вернуть ее. В противном случае я дерну за шнур связи и вызову транспортную полицию, – и тогда вы уже полицейским будете объяснять, что делает в вашем кармане карточка «Дней» той женщины.

Тут солидная дама, нахмурившись, спрашивает:

– Вы что – о моей карточке говорите?

– Ну, так что? – обращается Фрэнк к девице, не спуская с нее глаз.

Та продолжает глазеть на него, потом медленно опускает голову и вздыхает. Запускает руку в карман и достает карточку.

– Подумаешь – какой-то паршивый «алюминий»!

Ограбленная женщина так и застывает с открытым ртом; правда, неясно, что тому причиной – то ли изумление при виде собственной карточки в руке девицы, то ли возмущение тем, что разглашен ее статус владелицы самого ничтожного счета в «Днях». Она выхватывает свою карточку и поспешно засовывает ее обратно в сумочку.

Поезд замедляет ход. Голос дважды объявляет название станции.

– Выходите здесь, – приказывает Фрэнк, отступая назад.