— Ну и убирайся, — севшим голосом пробормотала я, — и не возвращайся.

— Возвращаться?! — Лестра дошла до двери и рассмеялась. — Могилы себе заранее вырыть не забудьте, а то так и спалят тут ваши холодные трупы с домом.

Никто ради вас лопатами зазря махать не станет.

С этими словами она вышла и хлопнула дверью. Сверху посыпались кусочки глины, которыми я замазывала щели.

Сев на кровать, уставилась на оставшиеся лежать на полу вещи. Вот и пришел конец нашей семье. Моего плеча несмело коснулась тонкая холодная ручка.

— Она вернется. Остынет и поймет, что наговорила. Эта же наша Лестра. Она это все из-за меня. Прости. Томма, — надрывным от слез голосом прошептала Эм, — прости, сестренка. Я буду помогать тебе, я все-все сделаю. Только прости меня.

Повернувшись, я прижала ее голову к груди. Мне было нечего ей сказать и нечего прощать. Ее вины нет. Никто ни в чем не виноват. Просто такая у нас у всех судьба.

А Лестра… пусть идет своей дорогой. Она сделала свой выбор, а я свой.

Сидя на толстом бревне у сарая, все не могла понять: как я позволила уйти сестре, как же не справилась с эмоциями. Своими руками сунула ей узелок с вещами. А теперь уже три дня места себе не нахожу.

Вот где она? Что с ней?

Как и любой одаренный магией, житель нашего мира, я чувствовала родных людей сердцем. Я знала, что Лестра жива, но и только-то: невидимая ниточка, соединяющая нас, ослабевала. Хотя связь между нами никогда не была сильной, даже младшую Эмбер я чувствовала острее в десятки раз, и даже могла определить, когда ей становилось хуже. Конечно, тому были свои причины, я ведь фактически растила ее. Но и Лестра мне совсем не чужая.

Но все же связь с ней истончалась.

Я чувствовала свою вину перед младшими сестрами. Обеими. После смерти папы я должна была полностью заменить им родителей: воспитывать их, кормить, одевать, заботиться о безопасности, а я не справилась.

Совсем не справилась.

За два года дом развалился, забор полностью прогнил и нуждался в замене.

Калитка и вовсе отвалилась, и все мои попытки приладить ее на место, успехом не увенчались.

Идти кого-то о помощи простить.

Да некого! В деревне мужиков с два десятка наберется, и половина из них еще мальчишки, по сути. Разве что Эгора попросить, соседа нашего. Он хоть и подросток, но малый толковый. В его руках все горит. Если бы не он, вся семья сгинула бы. Их батька вместе с моим в лес ходил, только, в отличие от моего, его так и не нашли. Бродит где по лесу неприкаянный теперь. Так и осталась наша соседка вдовой с тремя ребятишками. И как бы стыдно мне не было это признавать, но Эгор прекрасно справляется с ролью главы семьи. У них и дом крепче, и огород хоть какой-то имеется. А я что ни посажу — все вянет. Словно земля у нас проклятая.

Вздохнув, взяла корзинку и поднялась на ноги.

— Может, не пойдешь? — послышалось за моей спиной. Оглянувшись, увидела вышедшую во двор Эмбер. — Мясо ведь еще есть, а ветки на растопку мы и около леса собрать можем. Я помогу тебе, я уже и оделась.

Взглянув на свою младшенькую сестричку, невольно улыбнулась ей, а у самой комок к горлу подступил. В отцовском свитере и в гамашах она походила на болезненного подростка, а не на молодую женщину. Светлые волосы собраны в худенькие косички. И огромные голубые глаза, в которых и горела жизнь. Эмбер была бы первой красавицей, если бы…

И вот это «если бы» перечеркивало все.

Она нездорова. И хуже всего, видимых причин болезни даже мама найти не смогла.

Она пыталась ее лечить, но лишилась сил. Выгорела. А Эмбер так и осталась немощной и слабой.

— Томма, возьми меня хоть раз с собой. Мне надоело быть паразиткой. Я не подведу, правда, — Эм в детской манере сложила сжатые в кулачки руки на груди и просяще посмотрела мне в глаза.

Но, я не могла пойти у нее на поводу.

— У меня осталась только ты, кролик, — я постаралась улыбнуться как можно радостней, но сама почувствовала насколько жалко это вышло. — Там страшно, сестричка, и очень опасно. Здоровые не возвращаются, мужчины погибают, ну, куда ты пойдешь. К тому же и по дому дел много.

Она расстроилась. Огромные васильковые глаза погасли.

— Эмбер, — бросив корзину, я подошла к сестре и прижала ее к своей груди так, как мама делала когда-то. — У нас никого больше нет, а не станет тебя и мне жить незачем. Я эгоистка, милая. Я не могу лишиться семьи. Я никогда не возьму тебя с собой. Не станет тебя и мне из тумана возвращаться будет не к кому. А так я знаю, что дома у окна ждет младшая сестричка. Она зажигает свечу, чтобы я видела, что она не спит. Что она волнуется и верит в меня. Только так я и возвращаюсь, Эм.

Только ты меня и удерживаешь.

Плечи сестренки подозрительно передернулись.

— Не плачь, слышишь. С каким сердцем я уйду, зная, что ты плачешь?

Она подняла на меня взгляд. Иногда Эмбер поражала меня своей стойкостью и желанием жить. Просто дышать и радоваться мелочам. Солнцу, ветру, дождю, последней морковке. Бывало, мы с Лестрой злимся, решаем, что на ужин готовить, когда по полкам шаром покати. А Эм спуститься в кладовую, найдет пару картошин и какую-нибудь зелень пересушенную, и начинает рассказывать нам рецепт нового супа. Вроде вода да клубни растолченные в ней, а уже не так печально все кажется.

— Яне буду плакать, правда, — сестра улыбнулась. — Я сильной стану. Я останусь дома и сварю бульон, а ты зелени принеси и черемши побольше. Те кустики, что мы сажали, пропали. Мне кажется, это я на них влияю.

— Что за глупости? — выдохнула я.

— Не глупости, Томма, — оторвавшись от меня, сестра отправилась вглубь огорода, утягивая меня за собой.

Зайдя за сарай, я невольно бросила взгляд на три ухоженные могилки. Родители и младший брат.

— Вот смотри, за этими растениями я ухаживала. — Эм ткнула пальцем в чахлые кустики травы, — а вот к этим специально не подходила, — протащив меня чуть дальше, она указала на два куста щавеля. Видишь, какие они. Это я все гублю вокруг. У меня магия гнилая. Правильно Лестра про меня говорила: я плохая, черная.

Открыв было рот, чтобы возразить, я все же промолчала. Признаться, крыть нечем.

Кусты выглядели здоровыми и пышными.

— Я не знаю, что к чему. Эм, но, давай-ка, проведем эксперимент. Не ходи в огород, я сама поделю вечером эти кусты и рассажу. Если приживутся, значит, мы не все знаем о тебе. И видимо, дар твой не закрыт, а просто нами не понят. Но это не говорит о том, что он плохой, сестренка.

— Но ты же видишь, — возразила Эм.

— Вижу, — согласно кивнула я, — я вижу, что ты не маг земли и не целитель. Но в нашем роду разные маги были.