Коса, не спуская глаз с плаща, который Ольга сняла и отдала одной из досмотрщиц, стала распаковывать свой мешок, который ей передали в суде через конвой.

— Больше вещёй нет? — спросила Ольгу после осмотра плаща военная. — Раздевайся.

После обыска всех арестанток офицер взяла у своей помощницы, держащей стопку каких-то папок, листок бумаги и зачитала список фамилий.

— Кого назвала, пошли. С вещами, — скомандовала она и встала в дверях.

Все стали собираться, кроме Ольги и ещё одной женщины. Коса, поглядывая на стоящую в проходе досмотрщицу, сверлила взглядом Ольгу и находящийся в её руках плащ. Но присутствие людей в военной форме всё же остановило её и, бросив на Ольгу последний печальный взгляд, она вышла из помещёния последней вслед за остальными заключёнными.

— Куда их? — спросила Ольга у единственной оставшейся сокамерницы, когда дверь опять закрылась.

— По хатам, они-то уже прописаны все. А мы с тобой ночевать будем здесь, в отстойнике, — отвечала сокамерница, расстилая на нарах свою джинсовую куртку. — Меня Лера зовут. Тебя как?

— Ольга, — коротко ответила она, и тут же спросила про Юрку. — А парней куда отведут?

— Он у тебя красный? — спросила Лера.

— Нет, — ответила сначала Ольга, поняв вопрос сокамерницы буквально.

— Ну если не красный и не петух, то на новом корпусе в отстойнике щас будет после шмона. А если б красный был, то вот здесь за стенкой бы сидел, — хлопнула Лера по стене у себя за головой.

Как раз в это время послышался лязг стальных засовов соседней камеры и топот ног в коридоре.

— Вон как раз с нашего этапа закрывают, — пояснила происходящее Лера.

Ольга, услышав, что любимый мог бы быть за стенкой, сразу встрепенулась и оживилась. Её шоковое состояние уже начало проходить, и она постепенно стала воспринимать реальность. Ещё и сознание возможной близости с Юрием заставили её сердце биться чаще.

— Слушай, а что такое красный или петух? — спросила Ольга, в надежде, что хоть какое-то из этих определений относится к Юрке. — А то я не поняла сначала, может он у меня и относится к кому-нибудь.

— Петух — это пидор, — объяснила Лера. — Это-то знаешь что такое?

Ольга кивнула.

— Ну вот, — продолжала сокамерница, — а красный — это вязаный по зоне, — сказала она и, видя, что Ольга не понимает значение и этих слов, предложила: — Да ты спроси у них сама, чё ты. Туда ещё стукачи ломятся и те, кто на следствии сдавал, бывает. Может в натуре туда кинули.

— А как спросить? — подскочила Ольга, молясь, чтобы Юрка оказался кем-нибудь из названных Л ер ой непонятных слов.

— Да по параше вон, — кивнула сокамерница на то место, которое Ольга считала туалетом. И видя её округлившиеся глаза, взяла её за руку и подвела к этому месту. Вытащив за верёвочку целлофановый кляп, который закрывал сливное отверстие, она крикнула туда, наклонившись немного. — Восьмёрка!

Ольга смотрела на неё удивлёнными глазами. Но когда из отверстия раздался отчётливый, но исходивший как из глубокого колодца мужской голос, она кинулась к сливному отверстию и крикнула туда, нагнувшись слишком сильно:

— Юра, Юра у вас там?

— Да не кричи, и не лезь ты в парашу, он нормально слышит, — одёрнула её Лера. — Я кричала, потому что звала.

— Какой Юра? — раздалось из «параши».

— Юру щас к вам не закидывали? — спросила уже сама Лера, боясь, что Ольга опять нырнёт в это отверстие.

— Нет, не закидывали, — послышался ответ, и Ольга сразу потускнела. Она присела на корточки у стены прямо возле этого туалета и закрыла глаза.

— Не сиди никогда возле параши, — тут же подняла её Лера, — иди вон плащ свой постели и ляж. Скажи спасибо дубачке, а то бы сейчас нечего стелить было бы. Коса бы тебя разлатала.

— Дубачке? — переспросила Ольга, опять не поняв сокамерницу и та, пользуясь своим положением бывалой арестантки, начала ей всё объяснять.

* * *

Когда Юрий заходил в камеру, которую по дороге кто-то назвал этапкой, а кто-то почему-то транзиткой или отстойником, на него были устремлены множество взглядов находившихся там людей. У большей части из них вид был ненамного лучше, чем у тех двоих неприятных парней, что оглядывали его в коридоре. От пристального взгляда десятков таких глаз он даже поёжился. Успокаивало только то, что рассматривали не его одного, а всех вошедших вместе с ним людей.

— О-о-па, бля, какие люди в Голливуде! — раздался радостный возглас откуда-то из глубины отстойника, как только дверь за ними закрылась. Это кто-то узнал среди прибывших своих знакомых и вышел приветствовать тех двоих парней, оглядывающих Юрия перед обыском. — Колёк, Воха — поздоровался он с обоими, называя их по именам при дружеском объятии.

Они ушли в глубь камеры. Остальные вошедшие тоже стали расходиться, выискивая себе место, чтобы устроиться со своими вещами и ища глазами знакомых. А Юрка остался стоять на пороге, не зная, что делать. Олег куда-то сразу исчез в толпе.

Не увидев никого из своих знакомых, остальные обитатели отстойника сразу отвернулись и продолжили заниматься своими делами. Кто в карты играл или перебирал свои вещи, кто кипятил воду в кружке маленьким кипятильником. Но кое-кто остался сидеть и смотреть на стоящего в дверях Юрия, и он чувствовал себя под этими взглядами очень неуютно. А когда он, вспомнив, что сильно хочет в туалет, стал оглядываться и увидел, что на этом самом туалете в углу камеры, отделённым от остального помещёния только невысоким бортом, один заключённый нагинает на этот борт другого и пристраивается сзади своим огромным членом, ему впервые стало страшно.

До этого момента он переживал только за Ольгу, и о себе как-то совсем не думал. А теперь, попав в это страшное место, он забоялся уже за себя и сразу забыл про любимую. Обстановка вокруг была зловещёй. Ужасные грязные стены и полы уже вызывали у него, привыкшего к удобствам и комфорту, отвращение. А тут ещё и несколько из тех неприятных рож, коими была битком набита эта камера или, как её называли, этапка, рассматривали его кто в открытую, а кто исподлобья. Да ещё и никто из находящихся здесь заключённых даже не обращал внимания на худого длинного арестанта, спокойно трахающего на «параше» своёго сокамерника и которого, видимо, открывание двери для завода этапа только оторвало от этого занятия. Казалось, что такая картина здесь была вполне нормальной, и от этого становилось ещё страшнее.

Юра искал глазами своёго соседа по судебной клетке, чтобы не стоять так одному, но не видел его среди множества заключённых. Вместо Олега из суетящейся массы к нему вышел тот самый неприятный тип, который разглядывал его в коридоре и которого один из заключённых назвал при встрече Воха. Он подошёл к нему и, дружески положив руку на плечо, произнес:

— Чё стоишь как не родной? Давай к нам.

— Мне в туалет надо, — еле выговорил от напряжения Юра. Он стоял уже плотно сжав мышцы ягодиц и боялся двинуться с места. В животе опять заурчало.