– Я уже начал.

В тот же вечер, во вторник, дождь прекратился перед самым уходом Сэма из офиса. Вечернее солнце выглянуло, как раз когда он пересек трассу и повернул на Маршрут 18. Дорога шла вдоль берега озера на протяжении пяти миль, через район летних курортов, все больше расстраивавшийся с каждым годом. Потом поворачивала на юго-запад по направлению к деревне Харпер, находящейся в восьми милях, проходя мимо часто стоящих ферм и больших новых жилых районов.

Он въехал в деревню, объехал вокруг центральной деревенской площади и при свете повернул прямо на Милтон-Хилл-Роуд к своему дому, стоящему сразу за чертой деревни. Они долго искали, пока в 1950-м не нашли этот сельский дом, а потом долго сомневались насчет цены. И несколько раз подсчитывали, во сколько обойдется его модернизация. Но они оба: и он, и Кэрол уже знали, что попались. Они влюбились в этот старый дом. Он стоял на десяти акрах земли: все, что осталось от прежней фермы. Там были вязы, дубы и ряд тополей. Изо всех передних окон был прекрасный вид на отлогие холмы вдали.

Архитектор и подрядчик проделали великолепную работу. Основной дом был из кирпича, выкрашенного в белый цвет, и стоял довольно далеко от дороги. Если стоять лицом к дому, то по правую руку проложили длинную дорожку, заворачивавшую к тому, что когда-то было и до сих пор продолжало называться амбаром, даже несмотря на то, что в него сразу стали ставить фордовский фургон и доблестный, благородный и решительный «МГ» Кэрол. Амбар был тоже кирпичный и покрашен белым. Верхняя его часть, там где был сеновал, полностью принадлежала детям. Мерилин никогда не могла взобраться по прислоненной к стене лестнице без тревожного визга, и ее всегда приходилось сносить на руках, с поджатым хвостом и вращающимися глазами.

Когда Сэм свернул на дорожку, он обнаружил, что впервые захотел, чтобы у них были близкие соседи. Отсюда можно было увидеть конек крыши дома Тернеров и несколько ферм на дальних склонах холмов – и все. Вдоль дороги стояло много домов, но они были далеко друг от друга. Домов было столько, что иногда казалось, будто вся центральная школа в полном составе приземляется на земле Боуденов по выходным и восресеньям. Но ни один дом не стоял достаточно близко.

Он заехал в амбар. Внутрь, прыгая, танцуя и улыбаясь, влетела Мерилин, умоляя о долгожданном внимании. Сэм, погладив ее, пересчитал велосипеды и выяснил, что из всех троих только Баки был дома. Мысль о том, что Нэнси и Джеми где-то на дороге, взволновала его. Он всегда беспокоился об этом из-за интенсивного движения. А сейчас появилась еще одна причина. И все же он не знал, как можно запретить им выезжать. Кэрол, пройдя полдороги через задний двор к амбару, встретила и поцеловала его. Потом спросила:

– Ты узнал что-нибудь от Чарли?

– Да, я собирался позвонить тебе, но потом решил, что это может подождать.

– Хорошие новости?

– Весьма. Это долгая история. – Он внимательно посмотрел на нее. – Ты выглядишь угрожающе разодетой, жена. Надеюсь, у нас нет вечеринки, о которой я позабыл.

– Ах, это? Это для поддержания духа. Я волновалась и поэтому разоделась с ног до головы. Я ведь обычно так и делаю, ты что, забыл? Все статьи о счастливом браке твердят о том, что нужно одеваться для своего мужа каждый вечер.

– Но не до такой степени.

Они вошли через кухню. Сэм приготовил себе изрядную порцию выпивки, чтобы потягивать ее, пока будет принимать душ и переодеваться. Когда он вышел из душа, пришла Кэрол, села на краю кровати и выслушала его отчет о разговоре с Чарли и о найме Сиверса.

– Я хотела бы, чтобы он сделал что-то такое, за что его можно было бы арестовать, но в любом случае я рада Сиверсу. Он выглядит.., компетентным?

– Я бы не сказал. Он – не самый душевный парень, которого можно встретить. Чарли, кажется, думает, что он лучше всех.

– Чарли виднее, правда?

– Чарли виднее. Перестань смотреть так напряженно, малышка. Колеса пришли в движение.

– Он обойдется нам ужасно дорого?

– Не так чтоб уж слишком, – солгал он, – Однажды я соберусь и выброшу эту синюю рубашку.

Он застегнулся, улыбаясь ей.

– Когда исчезнет она, исчезну я.

– Как страшно!

– Я знаю. Где дети?

– Баки в своей комнате. Они с Энди строят аэроплан, так они сказали. Джеми – у Тернеров, его пригласили остаться на обед. А Нэнси должна вернуться из деревни с минуты на минуту.

– Она одна?

– Они поехали с Сандрой на велосипедах. Он подошел к бюро, отпил еще один большой глоток своего напитка и, поставив стакан, посмотрел на Кэрол.

Она улыбнулась.

– Я думаю, мы ничего не сможем поделать с этим, дорогой. Первые поселенцы постоянно сталкивались с этим. Индейцы и звери. Так и здесь. Как зверь, спрятавшийся в лесу, возле реки.

Он поцеловал ее в лоб.

– Это скоро кончится.

– Лучше бы уже. В полдень я проголодалась, но, как ни странно, не смогла проглотить ни куска. Хотела поехать в школу и посмотреть на всех их. Но не поехала. Я выпалывала сорняки в полном бешенстве до тех пор, пока автобус не высадил детей у дома.

Из окна спальни ему была видна дорожка, и он увидел Нэнси, подъезжавшую к амбару и обернувшуюся помахать рукой и прокричать что-то через плечо кому-то невидимому. Возможно, Сандре. Нэнси была одета в синие джинсовые шорты и красную блузку.

– Вот и старушка Нэнс, – сказал он, – тютелька в тютельку.

– Она, говоря ее словами, в диком бешенстве от Пайка. Кажется, в школе объявился новый талант. Нечто с почти платиновыми волосами. Так что Пайк сейчас – глупяк.

– Глупяк?

– Для меня это тоже было внове. Кажется – это комбинация «глупый» и «шмяк». Перевод был дан с крайним нетерпением: «Ох, маммма!».

– Я принимаю это. Пайк Фостер – глупяк. Вне всякого сомнения. Он слишком крупный и мускулистый для пятнадцатилетнего мальчика. И когда я пытаюсь завести с ним разговор, он краснеет, пялит на меня глаза и издает самый ужасный и бессмысленный смешок, какой я когда-либо слышал.

– Он не знает, как себя вести с тобой. Вот и все.

– Во мне нет ничего непонятного. Двусложные слова ставят его в тупик. Истинное дитя телевизионного века. И этой чертовой школы, этих чертовых педагогических теорий. И прежде чем ты дашь мне обычный самодовольный ответ – я не вступлю в Ассоциацию родителей и учителей, чтобы попробовать хоть что-нибудь сделать с этим.

Они спустились вниз. Нэнси сидела на стойке в кухне и говорила по телефону. Она взглянула на них с выражением беспомощной скуки, прикрыла рукой трубку и прошипела:

– Я просто должна сегодня позаниматься.

– Тогда повесь трубку, – сказал он.

На задней лестнице раздался звук, похожий на то, как если бы с нее скатилась очень тощая лошадь. Баки и его лучший друг Энди прогромыхали через кухню, вылетели через дверь в перегородке и направились к амбару. Пружина на двери вздохнула.