- Ясно, что не просто, - согласился Борута. – После того, как орденцы сожгли в Ясновке храм своего собственного бога, пущане стали больше надеяться на силу мечей и глубину болот.

- Так, дети, хватит язвить. – Старейшина поморщился. Оба сына были в чем-то правы. Обе правды ему не нравились. Но так уж вышло, что надеяться на глубину болот приходилось не только пущанам. И глупо было бы не позаботиться о том, чтобы соседи, знающие те же тропинки, дружили с тобой, а не с твоими врагами. – Посмотрим на панну, тогда и решать будем. А пока  - цыц! Сглазите еще, чего доброго.

К общинному дому потихоньку стали подтягиваться остальные старейшины, всего трое, по числу родов в поселении. Всем было интересно, что там за гости приезжали к вождю и чем то может грозить всему племени. Пришлось зазывать внутрь. Девки снова побежали за пивом и закусками, пока Сколоменд неспешно пересказывал суть беседы. Не все, конечно, то, что не касалось лично его и сыновей.

Пока старшие беседовали, молодежь занялась своими делами. И только ночью, уже лежа в постели, Борута нашел время подумать обо всем обстоятельно.

Итак, отцу, похоже, пришлась по душе мысль породниться с соседской шляхтой. Мысль, надо сказать, неглупая. Но чем это грозит самому Боруте? Нет, женитьбы мужчина не боялся. В конце концов, если бы не та проклятая горячка, быть бы ему уже третий год при жене. А вот не выйдет ли так, что брат окажется прав? Не попытаются ли пущане подсунуть соседям «порченный товар»?

Задумавшись на миг, Борута решительно отмел эту мысль. Нет, не рискнут. Если уж пан Соколувский сам приехал предлагать младшую дочку, то для чего-то ему этот союз нужен. А раз нужен, он не будет так глупо рисковать добрым соседством. В конце концов, отец прав, никто же не запрещает сперва посмотреть.

Решив непременно устроить на досуге свои собственные смотрины, Борута сладко потянулся. Мышцы, натруженные тяжелой работой, ныли. А завтра предстоит еще один день в лесу. Зато новое поле с лихвой вознаградит по осени за труды. И уж потом можно будет посмотреть, что там за невеста. Говорят, пущаночки – хороши не только в хозяйстве.

***

Следующая неделя в Соколуве прошла в радостных волнениях. После недолгих переговоров с отцом, Лукаш Ясновский заслал сватов к Марыле. И теперь та по праву считалась просватанной невестой. Пан Януш позвал Греся прогуляться и о чем-то долго втолковывал сыну, стоя на окраине леса.

О своих планах на Мирославу отец больше не заикался. Она же старалась поменьше попадаться ему на глаза, даже шалости все на время оставила младшим в надежде, что все постепенно забудется. Замуж не хотелось. Нет, не то, чтобы совсем не хотелось, но не хотелось вот так, непонятно за кого. Поэтому Мирося и притихла, ожидая чего-то, сама не понимая чего.

В ожидании свадьбы, женщины в Соколуве старательно шили и вышивали. Никто не скажет, что соколувская невеста пришла в Ясновку с полупустым сундуком! Мирося думала сперва, что эти недели они все будут шить только для Марыли, как это уже было со старшими сестрами. Однако, пани Малгожата рассудила иначе.

- Мы с Марысей и Зосей будем шить для Марыси, потому что ее черед – первый. – сказала она в первый же вечер после сватовства. – А ты, Мирося, с нянькой – для тебя.

- Может, мы пока все поработаем для Марыльки? – Робко спросила Мирослава. – А уж потом как-нибудь…

- Никаких «потом» и «как-нибудь»! – Несмотря на покладистый характер, пани Малгожата умела наставить на путь истинный и нерадивую челядь, и неразумных детей. – Не нам отцу перечить. Сказал для двоих приданое готовить, будем готовить для двоих!

Чуть позже, когда первое возбуждение улеглось и каждая занялась своим делом, пани Малгожата ласково погладила Мирославу по голове.

- Ну же, доченька, не куксись. Не сегодня так завтра… Когда-нибудь оно все равно пригодится. А приданое надо с легким сердцем готовить, чтобы жизнь замужняя легкой была.

Мало-помалу, складка на меж Миросиных бровей разгладилась. Как ни крути, мать во всем права. Да Мирося и сама была не против обновое. И, конечно, совсем не собиралась век девовать. Просто, отцовское решение упало, словно снег на голову, впервые в жизни напугав по-настоящему. Но если вот так, как мать говорит, шить и не думать, что понадобится это все прямо сейчас…

Тогда она, Мирося, пожалуй, даже рада будет вот этой новой сорочке из тончайшего полотна. И вот той новой юбке из яркой крашенной шерсти – тоже. Да и остальному. Кто же не любит обновок? Особенно, если замуж идти надо не прямо сейчас.

Чтобы время за работой проходило веселее, женщины то пели, то рассказывали разные байки. Точнее, рассказывали по очереди пани Малгожата и нянька. А пели, конечно, все.

- А в Янову ночь, - негромким шепотом, словно боясь быть подслушанной, рассказывала нянька, - выходят они на ловы. И не на красного зверя, нет, девки им надобны. Молоденькие совсем, которые еще и первого года не отдевовали….

- Зачем? – Мирося увлеченная рассказом, сама не заметила, как спросила вслух.

- Дура, да? – Огрызнулась Марыля, недовольная тем, что Миросин вопрос разрушил очарование таинственности.

- Марыля! – Одернула старшую дочь пани Малгожата, ласково глядя на младшенькую. Ну дите дитем же! А Януш все туда же, заладил: «замуж» да «замуж».

- Сама дура! – Мирослава вспыхнула, поняв, насколько глупо прозвучал ее вопрос. – Я говорю, молоденькие такие – зачем? В остальном-то все понятно.

- А молоденькая душа – безгрешная, - нянька не дала себя сбить с мысли и продолжала байку все так же негромко.  – Безгрешная душа – она ведь для них самая сладкая, слаще меда!

- Ой, - теперь не сдержалась Зося, - да разве ж они людей едят?!

- Едят – не едят… - Нянька неопределенно пожала плечами. – А только как пойдет девка в Янову ночь с ядзвином, никто ее больше не увидит: ни татка, ни мамка, ни подруженьки… Говорят, уклад у них такой, каждую Янову ночь девицу в жертву поганским богам приносить. А своих-то жалко. Вот и рыщут по свету, ищут душеньки доверчивые…

- Да разве ж так бывает? – усомнилась пани Малгожата, - чтобы родители дитя да на путь истинный не наставили? Пропадают люди в Пуще, всяко бывает. Но ежели бы вспомнил кто, что дивчину пропавшую ядзвин из хоровода уводил, разве спустили бы окаянному?

- А никто ж не знает, что то - ядзвин. – Не сдавалась нянька. – на вид – хлопец молодой, может, даже шляхтыч-какой, из проезжих. Говорит по-нашему, одет в нарядную свитку… Девка[1]  молодая, небось, и не думает, что нечистому в руки отдается.

- Что, и совсем-совсем никак не отличишь их? – Мирославе стало прямо интересно. Неужели загадочные соседи – ядзвины – могут вот так просто ходить посреди пущан, и никто не догадается? Она видела ядзвинов, когда отец прошлой зимой брал их на ярмарку в грод. Выглядели они, действительно, как обычные люди. Но и одежда и говор – все выдавало в них чужаков.

- Если не захочет поганин, не отличишь. – Утвердительно кивнула нянька. – А только есть один способ, если приглядеться. Ядзвин, он всегда на одну ногу чуть прихрамывает. И купаться со всеми никогда не полезет, чтобы сапог не снимать. Потому что в сапогах у него только одна нога!