В Лондоне, за месяц до выхода в свет второго романа Стига Ларссона «Девушка, которая играла с огнем», Эрланд Ларссон рассказывал о детстве писателя. На вопрос о том, что Стиг читал в детстве, Эрланд ответил, что они с женой старались привить Стигу любовь к книгам. В 13–14 лет Стиг прочел роман Сельмы Лагерлёф «Перстень Лёвеншёльдов», который увлек и его брата Йоакима, хотя сам Эрланд этой книги не читал. Роман интересен своими параллелями с Ларссоном — как и он, Сельма Лагерлёф трудилась полный рабочий день (учительницей в гимназии для девочек), а в свободное время писала свою первую книгу. Больше всего ее увлекали фольклор и исторические традиции Швеции, которые Ларссона не интересовали, однако их стремление выразить в литературе душу страны удивительно схоже. «Перстень Лёвеншёльдов» — трилогия, где в процессе развития сюжета мы все больше узнаем о персонажах. Этот прием использовал и Ларссон.

Эрланд с женой увлекались популярными детективами Май Шёвалль и Пера Валё, в которых имелись ярко выраженные социалистические темы, а также (по контрасту) жесткими «правыми» детективными романами Микки Спиллейна. Эрланд не знает, унаследовал ли Стиг вкусы своих родителей, но, вполне возможно, элементы творчества этих очень разных писателей были использованы и в трилогии «Миллениум»: политические интриги, являвшиеся ключевым фактором в замечательной серии романов Май Шёвалль и Пера Валё, и откровенное насилие и жестокость Майка Хаммера в романах Микки Спиллейна; пусть даже в трилогии «Миллениум» насилие использовалось для иных целей, нежели в романах «Суд — это я» или «Целуй меня насмерть».

С сожалением заметив, что в наши дни дети значительно больше времени проводят за компьютером, нежели за книгой, Эрланд Ларссон предположил, что интерес Стига к журналистике мог быть вызван вьетнамской войной, как это было у многих молодых людей его поколения. Однако столь ранний интерес к политике сопровождался жестким трудовым распорядком, став самым важным элементом существования Стига и, возможно, негативно повлияв на его здоровье вместе с неправильным образом жизни.

«Когда Стигу было двенадцать, — говорит Эрланд, — я прочел роман, который он написал в тетради. Тогда мы подарили ему пишущую машинку: это был его тринадцатый день рождения, и машинка по тем временам стоила очень дорого. Она оказалась слишком шумной, поэтому мы поставили ее в подвал. Стиг печатал в подвале и поднимался наверх, чтобы поесть, зато теперь мы могли спать по ночам».

Как считал отец, интерес Стига к журналистике и мысль о том, чтобы с ее помощью зарабатывать себе на жизнь, возникли одновременно с его участием в антивоенном движении.

«Шла вьетнамская война. Стиг был молод и сочувствовал левым. Каждую субботу в Швеции, в каждом шведском городке, молодежь устраивала марши, скандируя: «Вон из Вьетнама!» Присоединившись к этим молодым людям, Стиг начал писать материалы о вьетнамской войне.

Его дед был коммунистом; я работал с ним на фабрике и скоро тоже стал коммунистом. Только так и выживали в те дни. Фабрика была мрачным местом, похожим на нацистский лагерь. Сегодня предприятие изменилось к лучшему, но тогда оно казалось просто ужасным. Стиг никогда не был коммунистом. Его мать стала известной социал-демократкой, и Стиг начал интересоваться политикой, поскольку ею интересовалась вся наша семья».

В подростковом возрасте Стиг больше увлекался политикой, чем сочинением прозы. «Поначалу мы нередко обсуждали политику за обедом. Когда Стигу исполнилось четырнадцать, я обнаружил, что проигрываю ему споры. Он более умело аргументировал свою точку зрения, чем я или его мать. Молодежь тогда училась спорить о вьетнамской войне. Но в те дни он не писал художественную прозу — по крайней мере, не обсуждал эти вещи с матерью или со мной. Лишь спустя годы у нас возникли такие разговоры».

Хотя позже они со Стигом обсуждали цикл «Миллениум», Эрланд не знал, говорил ли Стиг об этом с кем-то еще. «Он рассказал мне о романах и прислал рукопись. Ему было интересно мое мнение о первой книге, и я сказал, что, на мой взгляд, там слишком много насилия и секса. А он ответил, что благодаря сексу книги и продаются! Через какое-то время Стиг прислал мне второй роман.

Его талант был очень ярким, но я ведь знал о нем, когда Стиг был еще ребенком, — поэтому мы и купили ему пишущую машинку. Два года он писал трилогию «Миллениум» и одновременно трудился журналистом, разоблачая опасности нацизма в нашем обществе. Он часто бывал в Лондоне, консультировал Скотленд-Ярд, выступал на эту тему в Германии и Швеции и даже разговаривал с министрами и политиками».

В Швеции активно обсуждается возможное происхождение Микаэля Блумквиста и Лисбет Саландер; по мнению Эрланда Ларссона, прообразом Саландер могла стать Тереза, племянница Стига, с которой писатель был очень дружен и они часто ездили друг к другу в гости. Тереза страдала от анорексии и сделала себе татуировку, так что здесь действительно напрашиваются параллели. Когда бы Тереза ни появлялась в Стокгольме, она заходила к Стигу; кроме того, они состояли в электронной переписке. Поклонникам Саландер эти письма могли бы многое прояснить, однако из-за недавней поломки компьютера Терезы вся корреспонденция пропала.

Подобно Саландер, Тереза «отлично разбиралась в компьютерах», говорит Эрланд. «У нее легкая дислексия, но она умеет читать, много трудится и прекрасно справляется с работой. Хотя живется ей непросто, если вы понимаете, о чем я. В одной шведской газете опубликовали статью, где говорилось, что «Тереза и есть Саландер», но на самом деле Лисбет — сочетание образов нескольких человек».

Эрланд, мягко говоря, изумлен беспрецедентным международным успехом книг. Он говорит: «Сперва я подумал: как здорово, что издатели решили опубликовать романы Стига. Затем я подумал: замечательно, что они так хорошо продаются. А потом: здорово, что киношники решили их экранизировать. Так что сейчас меня не удивляет ничего, что связано с его книгами…»

«Священным Граалем» поклонников Стига Ларссона является легендарная четвертая книга, следующий этап жизни Микаэля Блумквиста и Лисбет Саландер, превращавшая трилогию «Миллениум» в тетралогию. Существует ли она? Эта тема часто возникает в разговорах поклонников творчества писателя, и неудивительно, что они хотели бы верить в существование четвертой книги — возможно, требующего серьезного редактирования, но все-таки текста, который в общем и целом был закончен до безвременной кончины автора. Каково же истинное положение вещей? Существует ли четвертая книга и сможем ли мы однажды ее увидеть? Ответ на этот вопрос оказался причиной горьких разногласий.

«Когда Стиг умер, — рассказывает Эрланд, — мне позвонили из Стокгольма, и я, страшно опечаленный, поехал в больницу. После этого мы пришли в квартиру Стига (где он жил со своей подругой Евой) и нашли примерно 250 страниц рукописи четвертого романа». На вопрос о планах по его публикации Эрланд ответил: «Планов нет. У нас есть права, но проблема в том, что рукопись у Евы, а она не хочет ее отдавать. На самом деле это семейные проблемы». Правда о четвертой книге выяснится лишь позже.

Йоаким, брат Стига, — сложный и таинственный человек, который, подобно своему отцу, был вынужден учиться жить с невероятной славой покойного брата и справился с этой задачей (хотя, по его словам, не без труда). Насколько я понял из нашего разговора, Йоаким — убежденный англофил; он с удовольствием демонстрирует британским слушателям свой превосходный английский, более идиоматичный, чем у отца, но это свойство поколения. Среди своих многочисленных интересов Йоаким особенно подчеркивает любовь к популярной британской музыке шестидесятых, выделяя Рэя Дэвиса, композитора и лидера группы «Кинкс». Восхищаясь песенным талантом Дэвиса, он до сих пор следит за его творчеством и бывает на концертах музыканта в Лондоне. Как и многие шведы его поколения, он провел юность под звуки британского рока — уже упомянутых «Кинкс», «Битлз», «Роллинг стоунс». Бунтарская, анархическая позиция этих музыкантов серьезно повлияла на отношение Йоакима к обществу, сохранив свое влияние и по сей день. Подобно своему отцу Эрланду, он привык жить под пристальным (и зачастую глубоко негативным) вниманием, которое обращают на него из-за отношений со Стигом, однако Йоаким, как становится ясно любому, кто проведет с ним хотя бы немного времени, очень независимый человек, и в нем есть спокойная решимость не попадать под влияние славы покойного брата. Это стремление проявляется в сардоническом и отстраненном чувстве юмора по поводу всего происходящего, хотя Йоаким отлично понимает: такое отношение следует контролировать, поскольку большинство людей ожидают от него благоговейного тона, с чем он готов согласиться лишь до определенной степени. Как и Стиг, он стремится быть верен себе, оставаясь интересной, интригующей, самостоятельной личностью независимо от отношений с покойным братом.