Клаудия нахмурилась.

— Но, насколько мне известно…

Эвиан прервал ее взмахом пухлой ручки.

— Само собой, ваш батюшка еще не успел сообщить вам о некоторых изменениях в планах.

У нее все внутри похолодело.

— Изменениях?

— Не пугайтесь, дитя мое. Вам не о чем волноваться. Мы лишь слегка сдвинули сроки, ничего более. Дело в том, что граф уже возвратился из Академии.

Клаудия, сделав безразличное лицо, изо всех сил старалась не показать своих чувств. Однако что-то — плотно сжатые губы или кулаки, стиснутые так, что побелели косточки, — все же ее выдало. Отец спокойно поднялся с места.

— Проводи его милость в отведенную ему комнату, Ральф, — сказал он.

Старик, поклонившись, отворил скрипнувшую дверь. Эвиан с трудом встал на ноги. Крошки, во множестве посыпавшиеся с его наряда, едва коснувшись пола, вспыхивали и исчезали. Клаудия выругалась про себя — еще один недосмотр.

Некоторое время слышалось поскрипывание ступеней под тяжелыми шагами, почтительное бормотание Ральфа и громовой голос толстяка, восторгавшегося лестницей, картинами, китайскими вазами и дамастовыми занавесями. Когда все стихло, Клаудия взглянула на отца:

— Значит, свадьба перенесена на более ранний срок?

— В нынешнем году или в следующем — какая разница? Рано или поздно это должно было произойти.

— Я еще не готова…

— Ты готова давным-давно.

Он шагнул к ней. Свет блеснул на серебряном кубике, прикрепленном к цепочке его часов. Клаудия отпрянула, испугавшись, что сейчас отец сбросит с себя церемонную чопорность эпохи. Одна мысль о том, что может скрываться за этой маской, повергала ее в ужас. Однако тот остался все так же обходителен и любезен.

— Изволь, я объясню причину. В прошлом месяце было получено известие от Книжников. Твой нареченный исчерпал их терпение. Они… попросили его оставить Академию.

— Из-за чего? — нахмурилась Клаудия.

— Обычные пороки молодого повесы — вино, наркотики, жестокие забавы. Беременности женской прислуги. Учеба графа Стэна не интересует вовсе. Впрочем, ничего удивительного для того, кто носит такой титул, а в восемнадцать лет станет королем.

Он подошел к обшитой деревом стене, на которой висел портрет веснушчатого мальчика лет семи с нахальным лицом. Мальчик в коричневом шелковом костюмчике с кружевным воротничком стоял, прислонившись к дереву.

— Каспар, граф Стэна, наследный принц Королевства — какие титулы! Но лицо у него осталось прежним, не правда ли? Тогда он был просто маленьким наглецом. Теперь он к тому же жесток, лишен всякой ответственности и считает, что все ему позволено. — Отец взглянул на нее. — Он крепкий орешек, твой будущий муженек.

Клаудия пожала плечами — платье зашуршало.

— Я управлюсь с ним.

— Разумеется, управишься. Я сделал для этого все, что было в моих силах.

Подойдя, он встал перед дочерью и оценивающе посмотрел на нее своими серыми глазами. Она ответила таким же твердым взглядом.

— Ты создана для этого брака, Клаудия. Создана мной. Благодаря мне ты приобрела вкус, ум и безжалостность. Никто во всем Королевстве не получил столь блестящего образования. Языки, музыка, фехтование, верховая езда — я терпеливо взращивал все, к чему у тебя была хоть малейшая склонность. Деньги не имеют значения для Смотрителя Инкарцерона — ты наследница громадного состояния. Я готовил тебя для трона, и ты будешь на нем сидеть. Запомни, в любом браке один из супругов играет главную роль, а другой — подчиненную. Так будет и сейчас, хотя эта свадьба лишь результат династического соглашения.

Клаудия снова бросила взгляд на портрет.

— С Каспаром совладать я смогу, но его мать…

— Ее величество оставь мне. У нас с ней полное взаимопонимание.

Отец поднял ее руку, бережно сжав безымянный палец двумя своими. Клаудия напряженно замерла.

— Не бойся, это легче, чем кажется, — прошептал он.

В нагретую солнцем тишину гостиной из окна донеслось воркование лесного голубя.

— Итак, когда же свадьба?

— На следующей неделе.

— На следующей неделе?!

— Королева уже начала приготовления. Через два дня мы отправляемся ко двору. Готовься к отъезду.

Клаудия молчала, ощущая какую-то опустошенность. Новость ошеломила ее.

Джон Арлекс повернулся в сторону двери.

— Ты славно потрудилась здесь. Атмосфера эпохи соблюдена безукоризненно. Кроме окна. Распорядись, чтобы его заменили.

Не поворачивая головы, Клаудия тихо спросила:

— Как вам жилось при дворе, батюшка?

— Довольно-таки скучно.

— А ваша служба? Что Инкарцерон?

На долю секунды он замешкался с ответом. Сердце Клаудии так и забилось.

— В Узилище поддерживается безупречный порядок. Почему ты спрашиваешь? — повернувшись к ней, холодно осведомился отец.

— Просто так.

Она попыталась улыбнуться, гадая — как ему удавалось следить за тюрьмой и где та находится, если, по словам всех ее соглядатаев, отец не покидал королевской резиденции. Впрочем, тайны Инкарцерона сейчас волновали ее меньше всего.

— Ах да, едва не забыл. — Отец подошел к столу и расшнуровал лежавший на нем кожаный кисет. — Я привез тебе подарок от будущей свекрови.

Они оба смотрели на вещицу, которую он поставил на стол. Это была шкатулка сандалового дерева, перетянутая ленточкой. Клаудия несмело протянула руку к крошечному бантику, но отец остановил ее.

— Подожди.

Достав небольшой сканирующий зонд, отец провел им над шкатулкой. По рукоятке пробежали изображения.

— Безопасно. — Он сложил зонд. — Открой.

Клаудия подняла крышку. Внутри была заключенная в золотую с жемчугом рамку эмаль. Она изображала черного лебедя на озере — эмблему дома Арлексов. Клаудия взяла миниатюру и улыбнулась, невольно залюбовавшись тонко переданной синевой воды и изяществом птицы.

— Какая красота.

— Это еще не все.

Фигурка лебедя пришла в движение. Сначала он плыл по водной глади, затем вдруг вскинулся и заплескал великолепными крыльями; в это время из-за деревьев медленно вылетела стрела и пронзила его грудь. Раскрыв золоченый клюв, птица запела мрачную, приводящую в содрогание песню, потом погрузилась под воду и исчезла.

— Действительно прелестно, — с едкой улыбкой сказал отец.

Это будет смелый эксперимент, и, вполне вероятно, не все риски нам удалось учесть. Однако Инкарцерон — система невероятно сложная и интеллектуальная. У узников не было и не будет стража добрее и сострадательнее.