«Чего это ты, Матвей Сергеевич, так раздухарился? Как мальчишка! Сказала она тебе, не хочет, какого черта? Да и кто ты, и где она?»

– Значит, отказываетесь? – на всякий случай спросил он, прикидывая в голове, как короче проехать к ее дому.

– Почему же? – неожиданно улыбнулась Инна. – Поехали уже.

Набокин Родион Иосифович не спеша направлялся по дорожке, ведущей от Букингемского дворца к пруду Серпантин. Только что произошла смена караула, на которую собиралась разношерстная публика, растекающаяся сейчас в разные стороны по Гайд-парку. Родион Иосифович не был в числе зрителей, поскольку этот ритуал знал хорошо еще задолго до того, как въезд в Старый Свет стал доступен даже домохозяйке. Об этом позаботился папа, партийный чиновник, во времена горбачевской перестройки прорвавшийся к рычагам власти и кормушке, что, впрочем, одно и то же, и отправивший свое чадо учиться за рубеж. Конечно, в юности не отличавшийся прилежностью, Родион лишь бегло был знаком с достопримечательностями столицы туманного Альбиона. Предаваясь утехам, он прожигал молодость в многочисленных пабах, ресторанах, клубах и на вечеринках. Тогда еще чопорная и суровая Англия и подумать не могла, какой балаган могут устраивать гости с Востока, которые на удивление быстро осваивались и чувствовали себя здесь уже тогда полноправными членами общества. Однако сейчас, разменяв пятый десяток, он стал более сентиментальным. С возрастом вошло в привычку предаваться воспоминаниям и мечтам, прогуливаясь здесь. Ему нравились парки Лондона своей непринужденностью и чистотой. В ясные дни, которыми природа не радует англичан, на широких зеленых полях одинаково стриженной травы здесь можно было увидеть валяющегося в костюме клерка или устроившую под деревом пикник молодую семью. Упитанные белки, с трудом передвигающиеся от сытой жизни голуби, грациозные лебеди в озерах совсем не боялись людей. Приезжая сюда из унылой и серой России, Родион отдыхал душой и телом. И не потому, что ему приходилось круглые сутки у себя на родине трудиться, не разгибая спины. Нет, он был благополучным человеком и занимал достаточно высокий пост в Министерстве промышленности, чтобы работать не покладая рук. Просто убогая и серая Россия, с витающей в воздухе безысходностью, давила всей своей грязной массой, даже высокие заборы его загородных вилл не спасали от нее. Родион боялся видеть ту нищету, в которой прозябает большая часть страны, чтобы не портить себе настроение. Его охватывал настоящий ужас, когда случайно по телевизору он слышал, что где-то люди живут на три тысячи рублей детского пособия всей семьей. А когда на экране гигантской панели вдруг возникали беззубые бабы на фоне полуразвалившихся халуп, попросту гнал детей прочь из комнаты, чтобы не подрывать их психику. Хотите острых ощущений, смотрите фильмы ужасов, там все выдумано…

Обзаводясь здесь недвижимостью, в которую вложил почти три четверти своего состояния, Родион считал, что создает для себя и своей семьи кусочек рая вдали от хмурой и такой страшной родины. Однако на самом деле, на уровне подсознания, он попросту искал на будущее убежище, отделяя себя Ла-Маншем и своеобразной политикой Англии в отношении богатых перебежчиков от возможного уголовного преследования. Лондон будто засасывал капиталы нуворишей. До поры до времени никто не видел в этом ничего предосудительного: люди едут туда, где лучше. Оно и понятно, куда более спокойно жить размеренной жизнью на чужбине, чем дома как на пороховой бочке среди людей, у одной половины которой в крови страсть к переворотам и революциям, у второй – к воровству и пьянству.

За размышлениями Родион не заметил, как оказался в той части парка, что ближе к Оксфорд-стрит. В своих поездках он не раз бывал здесь, но никогда не замечал никакой активности, о которой в последнее время говорили в России. Родион огляделся. Люди сидели на скамейках и прогуливались, подобно ему, но никто не выступал и ни к чему не призывал. По слухам, именно здесь любой желающий может встать и высказать все, что думает о политике, демократии и обо всем, что с этим связано. На фоне последних выступлений оппозиции и «Марша миллионов» в Москве в российских СМИ ведутся страстные обсуждения проектов по примеру Гайд-парка. По-видимому, стоящие за этим люди попросту хотят таким образом хапнуть еще государственных денег. Из собственных наблюдений Родион знал, что англичане больше работают для улучшения своего благополучия и, вопреки утверждениям, почти не митингуют.

Он добрел до выхода из парка и посмотрел на часы. Пора. Как бы невзначай, огляделся – вроде никто следом не идет и, одернув пиджак, направился к переходу.

В операционном зале банка было немноголюдно. Пара человек тихо говорила у стойки ресепшен, а одна дама сидела за столом напротив клерка. Негромкие голоса терялись в высоких сводчатых потолках.

– Что вам угодно? – спросил возникший сбоку невысокий сухощавый мужчина. Серый костюм служащего банка размывал его, делал незаметным на фоне этого замка денег.

– Я хотел бы оплатить со своего счета сделку, – так же тихо ответил Набокин.

– Пройдемте, – указал на высокие двустворчатые двери клерк.

Этот зал был меньше первого и выглядел более современно. Клерк представил его молодой высокой особе в очках и удалился.

– На мой счет вчера поступили деньги, – протягивая документы, заговорил Набокин. – Сегодня я хотел бы оплатить частью их сделку…

– Набокин Родион Ярославович? – повторила девушка, четко проговаривая непривычные русское имя и отчество.

Глядя в монитор компьютера, она быстро пробежала пальчиками по клавиатуре и нежно тронула клавишу «Ввод». Брови ее при этом слегка вздрогнули, но тут же встали на место.

– Что-то не так? – слегка подался вперед Родион.

Пять миллионов долларов были перечислены из России через несколько небольших банков в офшоре и вчера должны были поступить на его счет сюда. Неожиданно Родиона охватило волнение. Он оглянулся на двери – стоящие в них двое сотрудников о чем-то тихо говорили, и непроизвольно выпрямил спину.

Между тем девушка наконец оторвала взгляд от монитора, перевела его на Набокина и встала:

– Подождите минуточку.

Вернулась она с каким-то полным круглолицым мужчиной.

– Роберт Кейтс, – представился он. – Старший менеджер банка. Пройдемте со мной.

– А что, собственно, случилось? – направляясь следом за мужчиной, спросил заплетающимся языком Набокин.

Под ложечкой неприятно заныло. Еще бы, на волне заявлений президента о борьбе с коррупцией нет-нет да и посещали страшные мысли. Конечно, система ревниво бдит свои интересы и не позволяет отдельным выскочкам покушаться на свое благополучие. Но иногда возникает необходимость объявить крайнего, и кто-то становится жертвой во имя спокойствия и благополучия остальных.

Они оказались в коридоре с зелеными стенами, по обе стороны которого располагались массивные двустворчатые двери с золочеными ручками и именами на перламутровых табличках. Открыв одну из них, Кейтс пропустил его вперед себя. Родион шагнул через порог и оказался в небольшом уютном кабинете без окон.