Мама кивнула, чуть успокоенная.

– Спасибо.

– Не волнуйся, – я не стала произносить вслух мысль, что, даже выяснив, что происходит, я всё равно не буду ничего рассказывать родителям. Как известно, меньше знаешь – крепче спишь. И моих родителей точно надо держать от происходящего так далеко, как только возможно.

Дверь приоткрылась, и внутрь заглянул отец.

– Амелия, ты идёшь?

– Конечно, – она улыбнулась и поднялась.

Поцеловав меня на прощание, она вышла следом за отцом. Несколько минут я ещё лежала в постели, бездумно глядя на закрывшуюся за ними дверь, а потом откинула одеяло и встала на ноги. При хождении тело ещё подчинялось с определённым трудом, а ноги почти не сгибались, но я всё же доковыляла до ванной комнаты, умудрившись по пути не упасть и ничего не уронить. Там я ухватилась руками за раковину – без какой-либо поддержки меня до сих пор покачивало – и наконец-то взглянула на себя в зеркало.

Лицо Элизабет пропало. С плоской поверхности на меня смотрело моё собственное родное отражение, от которого я давно успела отвыкнуть, и по которому по-настоящему соскучилась. Длинные тёмно-рыжие волосы. Белая кожа. Серые глаза. Никаких шрамов или ссадин.

Я выглядела точно так же, как три месяца назад.

Кроме… Я присмотрелась и заметила новую деталь. Я выглядела очень исхудавшей, словно меня долгое время держали впроголодь. В каком-то смысле так оно и было – ведь последние три месяца меня кормили внутривенно. Больничная роба с завязочками выглядела на два размера больше и висела на мне бесформенным мешком. Кожа на лице обтягивала скулы, о которые я теперь боялась порезаться. Наверное, по параметрам Теи я теперь была эталоном красоты.

Привыкая к мысли, что белокурые волосы и кукольное личико остались в девятнадцатом веке, я прокашлялась и попробовала запеть. Мотив «Зелёных рукавов» звучал в голове так же отчётливо, как если бы я стояла на сцене, а мистер Скотт дирижировал оркестру, но едва я открыла рот… Увы, от чудного голоса Элизы не осталось и воспоминания. Мой собственный голос, над которым никогда не работали педагоги, сорвался, едва я попыталась вытянуть более высокую ноту. В те же моменты, когда он не срывался, то звучал хрипло и напоминал карканье.

Абсолютно предсказуемо, но в то же время безумно жаль. Конечно, сохрани я вокальные данные, едва ли мне удалось бы стать великой певицей в двадцать первом веке, когда эстрада и так переполнена, но лишаться этого чудесного таланта было очень грустно. Словно какую-то часть меня оторвали и выбросили…

Вернувшись в палату, я забралась в кровать и дотянулась до пульта от телевизора. Узнать, что мире происходит, что ли?..

Телевизор рассказал о встрече глав нескольких государств, а также об усилении угрозы терроризма. Моя рука машинально потянулась к пульту, чтобы сделать звук потише, но тут пошли новости поинтереснее.

– Мария Форд и Гарри Лукас до сих пор не найдены. Полиция продолжает поиски, в то время как друзья молодых людей организовали несколько волонтёрских поисковых групп, которые в данный момент прочёсывают окрестности Лондона. Родные пропавших призывают каждого, кому может быть известно хоть что-то о местонахождении Гарри и Марии, позвонить по любому из номеров, которые сейчас отражаются на экране. Напоминаю, двое студентов лондонского Колледжа искусств святого Мартина не вернулись домой вечером четырнадцатого июля и теперь объявлены пропавшими без вести. Об их судьбе до сих пор ничего не известно.

На экране в последний раз мелькнули фотографии двух молодых людей чуть младше меня, и ведущая перешла к следующему сюжету.

– Смерть Томаса Карпентера была официально признана суицидом, – прямо передо мной возникла знакомая фотография. Моя рука зависла над пультом, и я растерянно уставилась в экран. – Об этом сегодня утром заявил детектив Майлз Брукс, проводивший расследование. По его словам, судмедэкспертиза доподлинно установила, что гибель знаменитого английского учёного не является ни убийством, ни несчастным случаем. Напоминаю, что профессора Карпентера обнаружили мёртвым в его квартире двадцать пятого июля. Он входил в историческое общество «Миллениум», и многие заслуженные историки признают его одним из самых одарённых учёных страны. Профессору Карпентеру было всего пятьдесят лет.

Я отбросила пульт в сторону и устало потёрла лицо. Томас Карпентер входил в «Общество Искателей». Я не была знакома с ним лично, но Патрик всегда отзывался о нём с большим уважением и часто говорил о профессоре Карпентере именно в моём присутствии, поскольку тот тоже был специалистом по древним языкам и, как и я, знал древнеирландский. Патрик наверняка расстроится из-за его смерти, да и вообще потеря такого одарённого учёного скажется на успехах «Искателей»…

Больше ничего важного новости не сообщили, и я выключила звук. Но в тишине успела побыть совсем недолго. Вскоре в коридоре раздались приближающиеся голоса, возбуждённо переговаривавшиеся между собой, которые стихли прямо под дверью, а потом послышался очень деликатный стук. Я откинулась на подушку, скрестила руки на груди и с интересом стала ждать развития событий, будучи не в силах сдержать улыбку на лице. Потом дверь, наконец, открылась, и моему взору предстали мои друзья, которых я была рада видеть ничуть не меньше, чем родных. При виде меня Шарлотта что-то радостно пискнула и устремилась вперёд, Алекс и Мартин не отставали от неё. Последовал новый круг радостных приветствий и объятий.

– Чёрт возьми, живая! – Алекс восторженно хлопнул меня по плечу. – Мы знали, что ты выберешься!

– Но ты заставила нас всех поволноваться, – Шарлотта широко улыбалась. – Ты в курсе, что тебе теперь не разрешат алкоголь минимум до того момента, как тебе исполнится тридцать?

– Я с этим как-нибудь справлюсь, – заверила её я, не в силах сдержать счастливых эмоций, и рассмеялась. – Как же я рада всех вас видеть!

– Мы по тебе тоже скучали, – в присущей ему серьёзной манере заявил Мартин. – Как же хорошо, что ты очнулась!

– Мы часто навещали тебя, но врач всё время говорила, что ничего нельзя предсказать. Что твоё возвращение маловероятно. Мы рады, что она ошиблась! – Алекс тепло улыбнулся. – Как ты себя чувствуешь?

– Намного лучше. Доктор Фелпс сказала, что меня скоро выпишут.

– Как впечатления от комы? – иронично поинтересовалась Шарлотта. – Будет что в старости внукам рассказать?

У меня на языке вертелось множество ответов о том, какими на самом деле невероятными вышли для меня эти три месяца, но, конечно, нечего было и думать, чтобы поведать о своих приключениях.

– Никаких, – будничным тоном сообщила я. – Я просто не заметила пробежавшего времени. До сих пор в голове не укладывается, что я столько пропустила.

– Ты даже не представляешь, сколько, – охотно подтвердил Алекс, но тут же получил чувствительный тычок в бок от Мартина, и его лицо приняло виноватое выражение. Однако сказанного было не вернуть, и я даже села прямее.