— Оперблок — это место, где проводят операции?

— Нет, это место, где врачи слушают оперы, — сказал телевизору Данилов.

— Именно так, — улыбнулась главный врач, — операции. Пойдемте дальше, то есть выше. На пятом этаже роддома находятся послеродовое отделение и отделение новорожденных. На шестом — гинекологическое и коммерческое отделения…

Данилов смел в ладонь крошки со стола, подошел к окну, открыл его свободной рукой и осторожно высыпал крошки на пластиковый откос.

— На седьмом этаже расположены отделение патологии беременности, отделение пренатальной диагностики и физиотерапевтическое отделение…

Ведущий, должно быть, уже не раз пожалел о своем вопросе.

— А еще у нас есть аптека, лаборатория…

— И пищеблок! — подсказал Данилов, закрывая окно.

…и пищеблок, — послушно повторила главный врач. — Кроме того, наш роддом является клинической базой двух университетских кафедр — кафедры детских болезней и кафедры гинекологии и акушерства…

— Это, без преувеличения, один из самых лучших роддомов Москвы! — бодро подвел итог ведущий. — Напоминаю, что у нас в гостях была…

— Все сотрудники роддома могут по праву гордиться тем, что работают в таком замечательном месте! — сказал Данилов и выключил телевизор.

— Хорошо быть заместителем префекта, — неонатолог Девяткина относилась к числу людей, умеющих находить положительные стороны во всем на свете, — тут люди отстегивают по семьдесят тысяч за роды в индивидуальном зале с отдельным врачом и акушеркой, а по блату можно даром получить то же самое, даже лучше.

«Более высокий уровень» означал дополнительных врачей: с самого начала на родах был персональный анестезиолог с медсестрой-анестезистом и персональный неонатолог, тоже с медсестрой. «Для пущей важности», — как выразилась Девяткина: неонатологу, врачу новорожденных, нечего было делать на родах до появления младенца.

Однако «вельможные» роды должны сопровождаться свитой. Еще до того как племянница заместителя префекта отправилась в роддом, главный врач Ксения Дмитриевна собрала малый административный совет и отдала распоряжение: выделить для пациентки Крашенинниковой не только отдельного акушера с акушеркой, но и неонатолога и анестезиолога. С медсестрами.

— И как мы это организуем? — задал провокационный вопрос Вознесенский. — Можно подумать, у меня рота анестезиологов.

— Дополнительным дежурством врача, Илья Иосифович, — ответила «хозяйка».

— Так она может и двое суток рожать… — проворчал было Вознесенский, но сник под суровым взглядом Ксении Дмитриевны и более ничего не добавил.

Заведующий гинекологическим отделением Ворхлюк сидел, небрежно развалившись на стуле, и всем своим видом показывал, что обсуждаемые проблемы его не касаются.

— Холить, лелеять, облизывать и надолго не задерживать! — велела главврач.

Внеочередное дежурство — как и многие другие неприятные поручения — досталось новичку, доктору Данилову.

Двадцатисемилетняя впервые беременная Ольга Крашенинникова была убежденной сторонницей естественности всех сторон жизни. От приема и введения любых лекарственных препаратов молодая женщина отказывалась наотрез, так что присутствие анестезиолога на ее родах изначально было номинальным. Данилов был нужен, только если возникнут осложнения — мало ли как могут пройти роды. Ни один опытный акушер не позволит себе сказать, что роды закончились благополучно, пока младенцу не исполнится как минимум шесть часов.

Поначалу Данилов сел возле кровати пациентки, собираясь следить за ее состоянием и попутно рассказывать, для чего нужно то или иное лекарство — вдруг женщина образумится и согласится на обезболивание. Но доктор Юртаева, разгадав его маневр, тихо и веско посоветовала Данилову «уйти на периферию и ждать своего часа». Данилов, и не подумав обидеться, уселся поболтать с неонатологом. Вартик — акушерка, славившаяся в роддоме самой «легкой рукой», — и сама доктор Юртаева занимались роженицей.

— Лучше быть племянницей префекта, — заметил Данилов. — Никаких геморроев по службе, никаких уголовных дел, никаких скоропалительных отставок, а выгод и преимуществ столько же.

— Это так, — вздохнула Девяткина. — Мы тут сейчас сидим, стараемся, а ее дядьку, говорят, скоро снимут. С мэром он отношения испортил…

— А тебе-то чего? — Данилов удивился не столько интересу, сколько осведомленности Девяткиной. — Разве не фиолетово? Одного снимут, другого назначат. Круговорот чиновников в бюрократической природе.

— Так, глядишь, можно было бы к нему за помощью обратиться, — ответила Девяткина. — Есть повод — у меня же квартира служебная, от округа. В любой момент меня оттуда выгнать могут. Хочется ее в собственность перевести, чтобы не остаться на бобах. Слышал, что в Братеево делается?

Слышал, конечно.

Братеевские поликлиники приглашали к себе врачей, обещая обеспечить их жильем — дескать, приезжайте к нам работать, мы вам квартиры предоставим, а через десять лет они станут вашей собственностью. Врачи приехали в далекое от всех благ цивилизации и только что отстроенное Братеево, получили квартиры, устроились на работу в ближайшие поликлиники и стали себе жить-поживать, зная, что через несколько лет станут собственниками жилья. Однако квартиры так и остались служебными. Кто что кому обещал, сейчас уже было не разобраться: то ли обещания давались устно, то ли договоры можно было оспорить, то ли закону было не до врачей с их проблемами. Данилов искренне сочувствовал коллегам, хотя и понимал, что служебную квартиру нельзя воспринимать как потенциально собственную. Не тот у рядовых врачей статус, чтобы получать такие подарки от государства.

— Зря губы раскатала, — добавил он, — толку все равно не будет. Ты для них кто? Обслуга. Чином повыше официанта, но все равно обслуга. С просьбами тебе обращаться не пристало…

Роженица стонала, вопила, скрежетала зубами, клялась, что больше никогда никому не даст, материлась, размахивала руками и ногами, но всякий раз на участливый вопрос доктора Юртаевой: «Оленька, может, облегчим немного?» — отрицательно трясла головой и вопила: «Нет!»

Субтильная Оленька оказалась личностью невероятно крепкой, почти стоической. Когда ее беременности исполнилось сорок недель, шейка матки без каких-либо схваток раскрылась на три сантиметра да так и замерла. Раскрытие диагностировала доктор, наблюдавшая Оленьку дома; она попыталась немедленно госпитализировать свою подопечную, но та отказалась. Минула сорок первая неделя, затем — сорок вторая, а роды все не начинались. Не хватало какого-то маленького толчка, чтобы пошло само собой. Будущей матери регулярно делали положенные исследования, все было в порядке, в совершеннейшем порядке, оставалось только ждать. Разумеется, ни о какой медикаментозной стимуляции Оленька и слышать не хотела. Кто-то в Интернете посоветовал ей древний, но, как оказалось, весьма действенный способ стимуляции начала родов с помощью свежевыжатого лимонного сока. То ли два лимона «запустили» процесс на сорок третьей неделе, то ли организм решил, что уже пора, в общем, началось. Диагностировав начавшееся раскрытие шейки матки, семейный врач отправила Оленьку в роддом, где ее уже ждала «свита».