– Недавно читал в одной газете, как из питерских «Крестов» в восьмидесятых двое зэков улизнули, – поделился новостью Митрич. – Обвели вокруг пальца всю охрану. Контроль тогда был слабый, тюрьмы переполнены. Так эти урки из картона и красных ниток сделали поддельные ксивы следователей. Из журналов вырезали эти… как их… полиграфические изображения сотрудников. А из копий приговоров взяли печати. Эти хитрецы сшили из белых простыней докторские халаты. Переоделись в них и дошли до КПП. Там скинули их, показали через стекло свои самопальные ксивы и вышли наружу.

– Хитрожопые парни, – оценил конвоир. – А вообще, хорошо, что хоть без жертв.

– Вот именно.

– А ты вот, Митрич, к примеру, знаешь, что в некоторых странах Европы особо опасным заключенным читают лекции о всяких воздушных материях? Да еще платят за сеанс по 3 евро? И читают эти проповеди молодые девки?

– Ерунда! – не поверил водитель.

– Нет, это правда. Зачем я трепаться стану?

– Совсем эти европейцы чокнулись, – крякнул Митрич.

– Угу. А самое поганое, что как-то раз, на очередном сеансе, один громила, осужденный за убийство, буквально разорвал эту девчушку на части. А что ему? На пару дней изолировали от других, и все. Ему терять уже нечего. Толерасты, мать их. И так не знают, чем заняться, то парады гомосячьи проводят, то разрешают лесбиянкам детей усыновлять!

На скулах пожилого водителя заиграли желваки. Прошло несколько минут, прежде чем он снова подал голос:

– Знаешь, Слава, я еще начальству не говорил… Но этот год я дорабатываю и ухожу. У меня военная пенсия, есть свой дом, так что с голодухи не помру. Рыбалкой буду заниматься, огородом. Не хочу я больше эту мерзость развозить.

– Хозяин – барин, – только и ответил старлей, снова чихнув. – Может, оно и к лучшему. Я же вижу, не твое это…

До Горянки оставалось не более трех километров.

* * *

Внутри одиночной камеры происходило какое-то движение. После непродолжительного шороха раздался сильный удар. И вслед за этим – надрывно-хриплый крик.

Сава вздрогнул. Перекрестившись, он торопливо пересел в самый конец скамьи, его губы продолжали беспрестанно шевелиться.

– Мать моя в ластах, – растерянно пробормотал Ходжа. Нерешительно потоптавшись, он шагнул к одиночной камере. – Эй! Кто там в «стакане»?

Человек, находившийся в одиночке, на мгновение притих, затем глубоко вздохнул.

Зажим вытер тыльной стороной ладонью блестевший от пота лоб.

– Не нравится мне эта бодяга, – признался он.

Снова удар.

Нос, дремавший всю дорогу, встрепенулся. Его глубоко посаженные болотные глаза уставились на «стакан», в дверь которого изнутри кто-то исступленно колотил как руками, так и ногами.

– Зажим, наверняка уже скоро Горянка, – обеспокоенно заговорил Ходжа. – Чего делать будем?

Он встретился взглядом с уголовником.

– Я почем знаю, – раздраженно бросил Зажим. От духоты и нервного напряжения пот буквально градом катился по лицу и вискам зэка, и это еще больше взвинчивало его. – Че мы можем делать?! Сидеть ровно на задницах и ждать!

На лице Ходжи отобразилось неодобрение.

– Под сидячую жопу вода не течет, – буркнул он. – Не в наших интересах жвачку растягивать…

Зажим оскалился, гневно сверкнув глазами:

– Тогда иди и ломай «стакан», грамотей! Шибко умный, смотрю!

Ходжа обиженно выпятил нижнюю губу.

Между тем Нос слез со скамьи и, шаркая подошвами стоптанных туфель, не спеша направился к «стакану».

– Тебя здесь не хватало, – брезгливо сказал Ходжа.

Нос не обратил на уголовника никакого внимания. Пригнувшись, он неторопливо приблизил свое лицо к стальной поверхности камеры. Прикрыв веки, он принялся жадно принюхиваться, изо рта выглянул кончик языка. Шумно выдохнув воздух, он прошепелявил шепотом:

– Жентина.

Ходжа и Зажим переглянулись.

– Там что, баба? – уточнил Зажим.

Нос хихикнул:

– Не похоже, да? Но это она.

Глаза зэка тускло блеснули, словно монетки на дне мутной лужи, по лицу пробежала тень какого-то неизъяснимо-злобного веселья. Он огляделся по сторонам, словно его кто-то мог подслушать, и, понизив голос, доверительно сообщил:

– Жентины пахнут по-другому. Особенно когда текут. Вы понимаете, о чем я?

Ходжа схватил зэка за плечо:

– Вали обратно, картавый. От тебя тоже пахнет. Только не одеколоном, а дерьмом.

Щербатый рот Носа разъехался в стороны, как клоунская ухмылка. В следующую секунду он внезапно подался вперед и, вырвавшись из хватки Ходжи, нанес ему сильный удар в лицо обеими руками, сцепленными в «замок». Ходжа отпрянул назад, вскрикнув скорее от удивления, чем от боли. По его искаженному в гримасе лицу заструилась кровь – ребро наручника рассекло скулу.

– Ну все, Носяра… – прохрипел заключенный. Пальцами коснулся раны и неверяще посмотрел на кровь, при скудном искусственном освещении выглядевшей почти черной. – Хана тебе. Я сам вырву у…

Продолжить Ходжа не успел, согнувшись от удара ногой в живот. Не удержавшись, уголовник упал на колени, издав пронзительный вопль, в котором смешалась ярость и боль.

Сава тонко заверещал, закрыв лицо чумазыми руками. Со стороны могло показаться, что не по годам взрослый ребенок пытается избавиться от мучающего его кошмара.

Зажим оторопело глядел, как Нос спокойно обошел Ходжу и, вытянув вперед руки, прижал горло заключенного цепью, соединявшей наручники. В спину Ходжи он упер колено, начиная тянуть к себе извивающегося уголовника.

– Не надо, – плакал Сава, размазывая по отекшему лицу слезы. Смешиваясь с пылью, они превращались в липкие грязные разводы. – Перестаньте! Пожалуйста!

– Больфе никогда не обзывай меня, – проворковал Нос. – Договорились, дружок?

Ходжа хрипел, тщетно пытаясь сопротивляться, но движения его становились все слабее и слабее.

Стряхнув оцепенение, Зажим ринулся вперед. Нос поднял голову, но было уже поздно – в его лицо летел кулак. Губы зэка лопнули, как перезрелый помидор, изо рта хлынула кровь. Его руки дрогнули, ослабив давление. Размахнувшись, Зажим ударил снова, на этот раз в висок психа. Глаза Носа закатились, и он, потеряв сознание, сполз на пол.

– Вставай, – сказал Зажим Ходже.

Тот все еще не мог оправиться от столь внезапного нападения, продолжая сидеть, раздвинув ноги, и кашлять.

– Поднимайся! – прикрикнул Зажим.

– Надо… открыть «стакан», – отдышавшись, произнес Ходжа. Кое-как поднявшись, он ударил ногой бесчувственное тело Носа.

– Я ничего не буду открывать, – злобно отозвался Зажим. – Уйдем вдвоем. А эти шавки пусть сами выбираются.