litbaza книги онлайнСовременная прозаВоспитание феи - Дидье ван Ковелер

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 35
Перейти на страницу:

И вот я, ужасавшийся при мысли о женитьбе, через три месяца женился на ней. Это ничего не изменило в наших отношениях, разве что позволило ей отдалиться от родственников первого мужа, чтобы сын не был больше предметом шантажа, поводом для вмешательства в ее жизнь. Отныне у Рауля был новый отец — правда, пока неофициально: когда я предложил ему усыновить его, объяснив, что это означает, он вежливо отказался. Рауль Рокель — не звучит. Он предпочел по-прежнему называться Раулем Аймон д'Арбу и стать виконтом после смерти деда. Я не настаивал. Я отдал ему бланки документов об усыновлении — на случай, если он когда-нибудь передумает, мое предложение остается в силе. Он убрал бланки в коробку от конфет «Куолити-стрит», которую называл своим сейфом — там он хранил свои сокровища, тайны и фотографию отца.

Малолетний виконт в очках с пластиковой желтой оправой и непокорными прядями волос, знавший до нашей встречи лишь о птицах своей матери и истребителях своего отца, опустился на землю. Я научил его кататься на велосипеде, играть в «монополию», слушать шелест листвы и разговаривать с феями, таящимися в лесах. Фей нужно постоянно оберегать от колдунов, переодетых грибниками, которые хотят приготовить из них омлет, чтобы завладеть их волшебной силой. Месяц за месяцем издерганный сирота превращался во внимательного мечтателя, уважающего тайны, вежливого со всеми — пусть он иногда и обзывал убийцами грибников, собиравших в лесу лисички.

Звуки жизни, смех, гвалт, веселые крики и навязчивое присутствие птиц, неотступно сопровождавших высокую блондинку и маленького мальчика, пробудили во мне детские воспоминания о рае — заброшенной ферме, где я создавал лишь призраков. И все это — несмотря на начатую Луизеттой изматывающую войну: с самого первого дня, когда перед ней предстала Ингрид с голубем в руке, Луизетта ощутила опасность. Чтобы нейтрализовать самозванку, она приготовила мозги ягненка в винном соусе с дольками чеснока, и это блюдо погрузило нас, только что позанимавшихся любовью, в глубокий сон. Во время сиесты, продолжавшейся до ужина, она постучала в дверь, спросив, будет ли «дама» ужинать. Дама, оторвавшись от меня, ответила: «С удовольствием». На ужин Луизетта подала ей нашего почтового голубя с зеленым горошком. Я был в ярости, но Ингрид, годами терпевшая приступы необоснованной ревности мужа, полагавшего себя обманутым каждый раз, когда его отправляли бомбить цель, отреагировала спокойно. В порядке мести за голубя я попросил Луизетгу быть моей свидетельницей на свадьбе, и с тех пор она разрывалась между двумя моими любимыми людьми, а заодно — и сотней птиц, гадивших на террасе и порхавших по саду.

Я обожал смотреть, как Ингрид пытается одновременно провести десяток экспериментов, путая записи, теряя контактные линзы; как она в развевающейся рубашке бежит к дому от переделанной в голубятню старинной часовни, а оттуда — в заброшенную теплицу, где она устроила лабораторию. Чтобы птицы не нервничали — а стресс мог сказаться на результатах эксперимента, — она оставляла слуховые окна открытыми и проводила исследования на постоянных обитателях голубятни и на случайно залетевших голубях только тогда, когда в этом была необходимость. Аппараты с выдвижными ящиками, машины, работавшие по принципу «Квиз», удар клювом по кнопке, означавший правильный ответ и вознаграждавшийся лакомством, игральные карты и диапроекторы — все это работало только благодаря доброй воле ворон, синиц и дроздов: как раз эти птицы оказались самыми прилежными. Даже если какое-либо действие не вознаграждалось зернышками, птицы все равно требовали игры — игра была для них самым главным. Впрочем, довольно быстро им это надоедало, и, чтобы добиться положительных результатов, эксперименты приходилось продолжать по нескольку месяцев, особенно это касалось исследования распознавания образов у голубей. Они должны были узнавать слайды, на которых изображен человек, то или иное дерево, выделять уже виденный ранее пейзаж, запечатленный в другом ракурсе. Этот эксперимент давал восемьдесят процентов положительных результатов, зато тест с бананом, призванный выявить категории сравнения у голубей, был полностью провальным. Лишь вороны были способны объединять объекты по принципу цвета, оперировать цветовой гаммой и могли отличить банан от не-банана, если первый был зрелым, а второй еще зеленым.

Но главное ее открытие, против которого ополчился Национальный центр, состояло в определении врожденной манеры пения. Исследования проводились в условиях полной звукоизоляции птенцов, вылупившихся в инкубаторе. Независимо от приемной семьи, в которую они затем помещались, производимые ими звуки, казалось, заданы на уровне хромосом: воспитанная в семействе синиц малиновка, несмотря на то что ей никогда не доводилось слышать, как поют остальные малиновки, спонтанно издавала звуки именно той частоты, которая свойственна пению птиц данного вида. Когда птица вырастала, мы, окольцевав, отпускали ее на волю, и она с помощью своего биологического языка помечала территорию обитания. Лишь воскоклювые ткачики подражали пению приемных родителей и оставались верны ему в течение всей жизни, даже если рядом с ними оказывались их истинные сородичи.

Эту добрую весть принес мне Рауль. Ингрид предпочитала не говорить о результатах исследований до полной уверенности. В моем присутствии она упоминала лишь о собственных неудачах или успехах своих коллег — например, об измерении интеллектуального уровня птиц семейства вороновых, проводимых Бернадетт Шовен, или о потрясающих достижениях птенца цейлонской славки — птицы, никогда прежде не изучавшейся в лабораторных условиях и способной, как показали эксперименты, свить из паутины уникальную шелковую рамку и с помощью тончайших нитей прикрепить к ней предварительно продырявленные клювом листики, чтобы построить гнездо. Когда-нибудь, обещала себе, Ингрид, мы отправимся на Шри-Ланку ловить славку-искусницу, чтобы продемонстрировать всему миру ее исключительное мастерство. Но пока мы могли об этом только мечтать: цейлонцы сейчас были больше заняты резней тамилов, чем разорением птичьих гнезд.

Я знал все безумные проекты Ингрид: ее навязчивые идеи, любую чепуху и всевозможные мысли, которые она иногда высказывала ночью, занимаясь любовью. Она вдруг мрачнела, переставала двигаться в такт, прислушиваясь к внутреннему голосу, и, наконец, вскрикивала:

— Да вот же оно, объяснение!

— Чего?

— Им на нее плевать!

— Кому?

— Воронам. На пластиковую бутылку.

Я застывал в ней, ждал, пока вновь вернется желание, боясь, что мысли уведут ее слишком далеко, пытался поддержать разговор:

— Бутылку с чем?

— Не важно! На фотографиях, которые я им показываю уже полгода, они узнают все: дуб, грушу, человека, ребенка, реку, орехи, синицу, крысу... Сто процентов узнавания, даже без всякой награды. Трижды стучали клювом, когда я показывала им одну и ту же фотографию. Они узнают все — говорю тебе, все! — кроме пластиковой бутылки. А сейчас я поняла почему: раз они ее не запоминают, значит, им на нее плевать! Ну, подумай, Николя: зачем им эта пластиковая бутылка?

— Ни за чем, ты гений!

И я возвращал ее к реальности, мысленно насмехаясь над открытием, о котором она тут же забывала, всецело отдаваясь наслаждению, а затем, уже в ванной, она вдруг снова все вспоминала. Вода внезапно выключалась, и она выскакивала с зубной щеткой в руке, заляпанная пастой.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 35
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?