Как могло случиться, что люди, которых именуют героями, о достойной встрече которых так много говорилось и писалось, вернулись на родную землю в… холодные щитосборные домики без тепла и большей частью без воды, а то и вовсе в палатки? Там, в Афганистане, они оставили обжитые в бытовом отношении места…

…обстановка накалялась в связи с тем, что представитель Главного политического управления объявил: для встречи с командармом Громовым на мост будет допущено ограниченное количество представителей прессы. Журналисты вообще-то мирные ребята, но не в такой ситуации. Можно было понять коллег: прилететь за тысячи километров, просидеть 3–4 дня в нетопленых номерах гостиниц, а исторический момент не увидеть. Громова, идущего по мосту Дружбы, не задать ему хотя бы один вопрос…

Рождались и тут же опровергались слухи один сногсшибательнее другого о том, что командарм снимет обувь и ступит на родную землю босиком, что на ходу будет произносить ту самую «таинственную» речь, о которой так впечатляюще писала накануне «Комсомольская правда»…

…лихорадочно звонили по всем каналам два товарища, представляющие «Юность» и «Новый мир», по крайней мере, так они отрекомендовались. Бурно возмущались тем, что им не давали возможности посетить гарнизонную гауптвахту и поговорить с несколькими «афганцами», находящимися в камере для временно задержанных.

– Вы поймите, выходят войска, нервы у людей напряжены. Всякое бывает, – устало увещевал их подполковник И. Азаренок. – Ну, выпили люди, сорвались где-то…

– Мы хотим выяснить, понять, почему они вступили в драку на вокзале. У нас есть сведения, что с ними обошлись жестоко.

– Звоните начальнику гарнизона. Кроме него, никто не решит вашу проблему. Хотя напрасно вы это…

Да, на железнодорожном вокзале станции Термез в зале ожидания в этот вечер среди уволенных в запас военнослужащих неожиданно вспыхнула драка. Причины? Вот объяснения солдата, участника конфликта: «Десантура увидела на пехоте тельняшки. Конечно, под градусом были. И, естественно, возмутились: нечего наши «рябчики» напяливать. Тут и завертелось».

Высказал свое мнение и офицер. Ему пришлось в составе усиленного наряда патруля гасить пожар страстей: «С солдатами не оказалось ни одного офицера из их частей. Ребят привезли на вокзал за четыре часа до отправления поезда, предоставив самим себе… барыги этим воспользовались, зная, что у ребят есть карманные деньги. Начали из-под полы торговать спиртным».

В дни вывода войск из Афганистана местные советские и партийные органы строго запретили продажу спиртных напитков в магазинах города. Но винно-водочная мафия оказалась сильнее и хитрее: торговля успешно шла с рук. Бутылка водки в вечернее время стоила 25 рублей, и достать ее труда не составляло.

Ресторан гостиницы «Сурхан», когда мы возвращались в номер, напоминал осажденную крепость. Плотная толпа у входа, до взвода милиции и несколько военных патрулей вокруг. Офицеры и прапорщики в большинстве своем просто хотели поужинать – другие точки питания уже не функционировали. Но сделать это было непросто. А на террасе едва стоящий на ногах прапорщик рвал на груди тельняшку и кричал что-то невразумительное… Рядом с ним мелькали какие-то тени, фигуры, оглушительно бряцал оркестр.

В самой гостинице было тихо. По коридорам, холлам неприкаянно бродили простенько одетые женщины – матери солдат и офицеров, которые должны были завтра пересечь афгано-советскую границу, вернуться с войны. С некоторыми из них мы уже успели познакомиться, узнав о мытарствах, с какими они добирались сюда, переплачивая спекулянтам за билет от Ташкента до Термеза вдвое, а то и втрое.

– Выходит, сами давали взятку? – спросили мы у Гордейчук Татьяны, приехавшей из Запорожской области, и тут же пожалели об этом.

– Я не могла не встретить братика.

И была в ее ответе, в ее взгляде такая сила, что ничтожной показалась нам наша принципиальность, нам, получившим билеты по брони коменданта ВОСО. Война кончилась, а когда все же утихнут баталии, исчезнут коварство и обман у амбразур билетных касс?»

Павел и Григорий, наскоро перекусив, засобирались в гарнизонный госпиталь. Для обоих было дело: Павлу – вручить грамоты ЦК ЛКСМ Украины и подарки раненым, Клубному – «набрать фактуру» для газеты. Акбар от посещения госпиталя отказался, сославшись на озноб и тошноту. И ведь не врал: тряхнуло там, на мосту, и не отпускало.

– Хочешь, врача привезем? Давление измерит, ну, таблеток каких? – уходя, посочувствовал Павел.

– Да не знаю я, что такое давление! Просто крутит всего. Отлежусь, пройдет.

Давление, а? А если такое ощущение, что события дня – большой спектакль? Давление? Высокое или низкое? Почему кажется, что все трогательные встречи-речи отрепетированы? Хоть бы одна мать прокляла по-человечески эту трагикомедию. Или сюда прибыли другие матери и сестры? Этот безумный оркестр, наконец. Лагерь – потемкинская деревня. Так и врага не встречают. Или все съели и сожгли на репетициях? Нет, так окончательно крыша съедет… Хорошо, что ключ ребята взяли с собой. Сейчас на защелку и лечиться будем.

Для начала полстакана перцовки. Ну, будем! Хорошо… Теперь «купец». Полстакана чая, полстакана кипятка, кусочек сахара…

«Один мулла, три рубля денег, головка сахара и делу конец!» – негромко, нараспев произнес Аллахвердиев, запуская пальцы под вспоротую подкладку фуражки. Тонкая бурая пластинка, обернутая в полиэтилен, появилась на свет и растаяла в горячем черном настое. Обмакнул палец в убийственное снадобье, облизал, прислушиваясь к вкусовой гамме. И будто желчь всего дня, и не только этого, обволокла гортань, упала в желудок. Он несколько раз глубоко вдохнул через нос. Сейчас… вот… Отлично. Теперь стакан жиденького чая на сон грядущий, потом почистить зубы, и завтра все будет «по барабану». Оно и сейчас уже ничего. Аллахвердиев крепко похлопал себя по затылку. «Эй, небесный барабан! Встань пораньше, встань пораньше, встань пораньше!» Так, «нефеля» и сеточку от пластинки в пакет, завтра на улице выброшу – мусор, он болтлив, собака. Два клочка ваты… Черт бы побрал, как оно обостряет слух, но это должно пройти. Потом будет хорал! Земные звуки истают в небесных.

Аллахвердиев поплелся в туалетную комнату и уже выдавил колбаску «Поморина» на зубную щетку, как вдруг явственно услышал:

– Я тебе эти варианты сейчас перечислю. Это в Москве они в особой папке. А за речкой их только свиньи не знают…

– Да нет же свиней в Афгане, Саня. Разве что в зоопарке, в Кабуле, была одна.

– Есть, товарищ полковник! Еще и расплодились нашими усилиями.

– Ну и какие предложения? Оставить, не оставить? Что еще?

– Ага, наполовину сунуть или наполовину вынуть. Это тебе не философия. Давай, по первой. За первый вариант.

– Не-а, давай за встречу. Слава Богу, все кончилось, живы-здоровы…

Голоса умолкли, послышалось бульканье и легкий звон стекла. Аллахвердиев тупо смотрел в мутное зеркало, словно пытался найти ответ происходящему в собственных расширенных зрачках. Вот это «пластинка»! Такого еще не было. На «бубуку» чужие тайны! Свои бы забыть… Он уже хотел открыть кран, как первый голос зазвучал еще отчетливей.