И тогда Деджим осознал силу своих теней, семи ловких обманщиков, загонщиков в засаде для необходимой охоты, что питала его и приносила столько наслаждения – куда большего, чем радость от набитого брюха и свежей, тёплой крови в жилах. Охота приносила чувство… господства. И господствовать было великолепно.

Шестая Безымянная заговорила со странным, нечеловеческим акцентом:

– Всё, что происходит в смертном мире, придаёт форму земле, по которой шествуют боги. Оттого они всегда не уверены в следующем шаге. Нам суждено готовить паденья, копать глубокие, смертоносные ямы, ставить силки и ловушки, сотворённые Безымянными, ибо мы – руки Азатов, мы – орудие воли Азатов. Наша задача скрепить целое, исцелить разорванное, привести врагов к уничтожению или вечному заточению. И мы не потерпим неудачу. Я призываю силу Расколотого Пути, Куральд Эмурланна, и свершаю обряд освобождения.

По миру раскинулись его любимые тропки, разорванные, разрозненные тропки, прежде Деджим их использовал на славу. И он пройдёт по ним вновь. Скоро.

– Баргасты, трелли, тартено тоблакаи, – рокочущим голосом проговорил седьмой жрец, – все живые потомки крови имассов, каковы бы ни были их претензии на чистоту происхождения. Эти претензии – новая выдумка, но и у неё есть своя цель. Она подчёркивает разделение, изменяет путь, что был нахожен прежде, и тот, что ещё только предстоит пройти. Она рисует изображения на знамёнах во всякой войне и, тем самым, оправдывает бойню. Следовательно, цель её – утвердить удобную ложь. Чрез Путь Телланн я свершаю обряд освобождения.

Огонь в сердце, внезапный барабанный бой жизни. И холодная плоть согрелась.

– Холодные миры скрываются во тьме, – прохрипел голос восьмого из Безымянных, – и хранят они тайну смерти. Тайна эта велика. Ибо смерть приходит как знание. Узнавание, понимание, приятие. Вот и всё – ни больше, ни меньше. Придёт время, быть может, не так уж и нескоро, когда смерть найдёт собственное лицо во множестве граней и родится нечто новое. Во имя Пути Худа я свершаю обряд освобождения.

Смерть. Её у Деджима отнял хозяин Псов Тьмы. Наверное, стоило бы её себе вернуть. Но не сейчас.

Девятый жрец тихо, мелодично рассмеялся, затем сказал:

– Где всё началось, туда и вернётся в конце. Во имя Пути Куральд Галейн, Истинной Тьмы, я свершаю обряд освобождения.

– И силой Рашана, – нетерпеливо прошипел десятый Безымянный, – я свершаю обряд освобождения!

Девятый жрец вновь рассмеялся.

– Звёздное колесо вертится, – произнёс одиннадцатый Безымянный, – и оттого напряжение растёт. Есть справедливость во всём, что мы делаем. Во имя Пути Тирллан я свершаю обряд освобождения.

Все ждали, когда же заговорит двенадцатая жрица. Но она промолчала, лишь вытянула тонкую, покрытую рыжевато-красной чешуёй руку, которая явно не принадлежала человеку.

И Деджим Нэбрал ощутил чьё-то присутствие. Разум – холодный и жестокий – просочился сверху, и д'иверсу вдруг стало страшно.

– Ты слышишь меня, т'рольбарал?

Да.

– Мы освободим тебя, но ты должен заплатить нам за свою свободу. Откажешься – и мы вновь отправим тебя в бездумное забытьё.

Страх перерос в ужас. Какой платы вы от меня требуете?

– Ты принимаешь наши условия?

Да.

Тогда она объяснила Деджиму, что от него требуется. Вроде бы всё просто. Лёгкая задача, которую нетрудно исполнить.

Деджим Нэбрал испытал облегчение. Времени много не займёт, жертвы недалеко отсюда, а когда дело будет сделано, д'иверс будет уже никому ничего не должен и может делать всё, что ему вздумается.

Последняя, двенадцатая из Безымянных, которую некогда знали как сестру Злобу, опустила руку. Она понимала, что из дюжины собравшихся здесь лишь она одна переживёт явление этого беспощадного демона. Ибо Деджим Нэбрал голоден. Печальное стечение обстоятельств. И печально видеть потрясение и ужас на лицах товарищей, когда она сбежит, – на краткий миг, прежде чем на них нападёт т'рольбарал. У неё, разумеется, имелись на то причины. Первой и главной из которых было простое желание остаться среди живых – ещё на некоторое время, по крайней мере. Что до других причин – до них было дело только ей и ей одной.

Злоба сказала:

– Во имя Пути Старвальд Демелейн я свершаю обряд освобождения.

И от её слов потекла вниз по мёртвым корням дерева, по камню и песку, растворяя чародейские узы, сила энтропии, известная миру как отатарал.

И Деджим Нэбрал восстал в мир живых.

Одиннадцать Безымянных начали свои последние молитвы. Большинство из них не успели договорить.

На некотором расстоянии от кургана вскинул голову на звук далёких криков покрытый татуировками воин, который сидел, скрестив ноги, у небольшого костра. Он взглянул на юг и увидел, как над грядой холмов на горизонте тяжело взмывает, поблёскивая чешуёй в умирающем свете дня, дракон. Глядя, как тварь поднимается всё выше в небо, воин нахмурился.

– Вот сука, – пробормотал он. – Надо было догадаться.

Он вновь уселся, а крики вдали уже стихли. Длинные тени от скал вокруг его лагеря вдруг показались тревожными, густыми и грязными.

Таралак Вид, воин-грал, последний из рода Ирот, харкнул и сплюнул в ладонь левой руки. Сдвинул руки, чтобы равномерно распределить слизь, а затем использовал её, чтобы пригладить особым жестом свои чёрные волосы, чем вспугнул на миг тучу мух, которые ползали в его шевелюре. Но вскоре насекомые уселись обратно.

Некоторое время спустя воин ощутил, что существо закончило трапезу и двинулось в путь. Таралак поднялся. Пописал в костёр, чтобы затушить его, затем собрал оружие и пошёл по следу демона.

В нескольких жалких домишках у перекрёстка жили всего восемнадцать человек. Вдоль берега бежала Тапурская дорога, а в трёх днях пешего пути к северу расположился город Ахоль-Тапур. Другая дорога – по сути лишь разъезженная грунтовка – пересекала Пат'Апурские горы в глубине континента, а затем тянулась на восток, мимо этой деревеньки ещё на два дня пути, а затем вливалась наконец в тракт у берега Отатаралового моря.

Четыре века назад на этом месте стояло процветающее поселение. Южная гряда купалась в твердолиственном лесу с особой, похожей на оперение листвой. Этот вид деревьев совершенно исчез на субконтиненте Семи Городов. Закономерно, что из такой древесины делали саркофаги, и деревня прославилась в городах до самого Хиссара на юге, Карашимеша на западе и Эрлитана на северо-западе. Но промысел умер вместе с последним деревом. Молодая поросль пропала в желудках коз, верхний слой почвы сдули ветра, и деревня за одно поколение погрузилась в теперешнее жалкое состояние.

Оставшиеся восемнадцать жителей теперь предоставляли путникам услуги, спрос на которые падал день ото дня – продавали пресную воду караванам, чинили хомуты и тому подобное. Однажды, два года назад, в деревне проездом появился малазанский чиновник, который бормотал что-то о новой насыпной дороге и форпосте с постоянным гарнизоном, но все эти планы были направлены на борьбу с нелегальной торговлей отатараловой рудой, которая с тех пор практически сошла на нет, благодаря другим усилиям Империи.