– У тебя слюнка течёт, – хихикает Ира.

Я краснею. Меня бросает в жар.

– Ну что ты… – улыбается Ира. – Ешь.

Я киваю. Я тоже улыбаюсь.

Потом мы смеёмся вместе, я уже и не помню, над чем.

Потом мы вдруг замечаем, что идём по школьному коридору и жуём наши пирожки. А они всё не заканчиваются. Словно у меня было не шесть пирожков, а шестьдесят шесть.

Шестьдесят шесть тёти-Дусиных пирожков.

– Что ты сегодня делаешь? – спросила у меня Ира, когда мы вышли из школы.

– Когда? – спросил я.

– Сейчас и потом? – сказала Ира.

– Сейчас? – переспросил я.

– Да! – сказала Ира. – А пошли покачаемся на качелях!

– Где? – спросил я. – На площадке?

– Нет, у моей бабушки, – сказала Ира. – У моей старенькой бабушки в саду! Там чудесные качели!

– У тебя есть бабушка? – удивился я.

Почему-то мне показалось, что у Иры не может быть никакой бабушки, тем более старенькой.

– Есть! – рассмеялась Ира. – У меня очень хорошая бабушка. Она выращивает цветы и сдаёт их в цветочный магазин.

– Здорово! – сказал я. – Конечно!

– Что «конечно»? – не поняла Ира.

– Пошли! – сказал я. – Пошли к твоей бабушке! Я сто лет не качался на качелях!

Бабушки дома не было, и мы сразу побежали в сад.

Я никогда не видел такого сада. Вот это был сад! Из одних только роз!

Белые, розовые, красные, жёлтые, пурпурные розы издавали такой аромат, что у нас закружились головы!

– Ты нюхай, нюхай! – говорила Ира. – Когда я нюхаю бабушкины цветы, мне хочется летать!

Мы взлетали на качелях, всё выше и выше.

Качели были широкие. На таких качелях смогло бы уместиться по две Иры и по два Гоши. Но нам было и так хорошо.

Мы взлетали, взлетали к маленьким белым облакам, которые плыли по синему прохладному сентябрьскому небу.

Мы взлетали…

– Кто тут? – услышали мы. – Кто тут? Кто тут?

– Это мы, бабушка! – закричала Ира, не переставая взлетать к маленьким облачкам.

Какой забавный голос у Ириной бабушки. Как у доброй вороны: хрипловатый и тёплый.

– Ирочка! – обрадовалась бабушка. – А кто второй?

– Это Гоша, бабушка! – закричала Ира. – Гоша!

– Гоша! – обрадовалась бабушка. – Это хорошо! Вместе чайку попьём! Я пирожков напекла! С яблоками!

Как мы захохотали!

Какое счастье! В нашем городе все старушки пекут пирожки с яблочной начинкой!

Вот это жизнь!

– Я люблю пи-рож-ки! – закричала Ира.

– Я люблю пи-рож-ки! – закричал я.

– Я люблю пи-рож-ки! – закричали мы.

А я подумал: «Я люблю…»

И Ира, наверное, тоже…

…После вкусного чая с необыкновенными пирожками, после смешных историй, рассказанных весёлой Ириной бабушкой, когда стемнело, я наконец-то вспомнил и позвонил домой. И долго объяснял маме, что я не попал под машину, и со мной всё в порядке, и где я, и что скоро приду, а уроки сделаю сегодня как миленький и не отложу на завтра.

Ира сказала мне:

– А пошли снова в сад.

И мы пошли в розовый сад.

Мы вдыхали аромат цветов и слушали, как шелестят листья. Как трава шуршит под ногами.

Мы сидели на качелях. Но не раскачивались, а просто сидели. Рядом.

Рядом.

А потом Ира посмотрела на меня.

Наши глаза встретились, и я поцеловал Иру. В уголок рта. И почувствовал носом её гладкую щёку.

– Вот, – сказала Ира…

Она сидела с закрытыми глазами.

А я мчался по улице и задевал прохожих рюкзаком, который не надел, а держал в руке.

– Мама, – сиплю я. – Дай попить…

Мама взяла бюллетень.

У меня ангина. «Острое инфекционное заболевание – воспаление нёбных миндалин, слизистой оболочки зева». Так написано в словаре.

Это меня Баран заразил.

А я – бедную Иру.

Только у неё, слава Богу, температура поменьше. У меня – тридцать девять и пять… Я умираю…

У мамы большие испуганные глаза. Мне её жалко. Вот умру я, и кто у неё останется? Только папа… И телевизор…

– Гошенька, – говорит мама. – Ты полежи, а я пойду в аптеку.

– Иди, – шепчу я.

Или мне только кажется, что я шепчу…

Иногда я сплю или не сплю, или думаю, что сплю, и тогда Д'Артаньян внимательно глядит мне в лицо и сочувственно шевелит усами.

«Как он ими шевелит? – удивляюсь я. – Они же наклеенные?.. Я бы не смог так… шевелить наклеенными усами… А где же Атос, Портос, Арахис?.. А-а-а… Они спасают госпожу Монпансье… Молодцы… Они спасут её, конечно, спасут…»

– Вот это, финтифлюшки!.. – доносится до меня голос.

Очень знакомый голос. Только я никак не могу понять, чей же это голос. И, пока я вспоминаю, голос говорит, наверное, маме, кому же ещё:

– Я её сам собирал… У матери в деревне… Полезная ягода… На стакан воды три ложки варенья…

А тем временем Д'Артаньян укрывает меня своим грубым плащом, но мне почему-то совсем не жарко, а холодно, ах, как холодно!.. Видно, уже наступила зима и папа забыл законопатить окна.

A-а… Папа… Где ты был? Как долго я тебя не видел… Где ты был? Как долго я тебя не слышал…

– Спи, спи, – говорит папа. – Спи…

Зачем ты меня упрашиваешь, папа, я и без того сплю и сплю…

И Ира спит.

И все спят.

И даже Баран.

Всё! Я выздоравливаю! Правда, ещё неделю у меня постельный режим. Но это даже здорово!