Прежде чем перевернуть страницу, Алексей Комов высунул голову из красных "Жигулей", перепоясанных казенной синей лентой с надписью "Милиция". Короткая июньская ночь готовилась таять. В ее прозрачных сумерках можно было различить, как из обезображенных пожаром окон на пятом этаже вьется легкий седой дымок. В одной из этих черных пещер появился пожарный в громоздких запачканных доспехах с белыми полосками и что-то крикнул.

— Сейчас развеется… дышать чтобы… — невнятно донеслось оттуда.

Да длись бы это "сейчас" хоть сто лет, не жалко! Всё равно суетиться приходится больше, чем положено за такую зарплату.

Комов спрятался обратно в "Жигули" отвратительного колера и с наслаждением снова открыл книгу.

"…невероятно разнообразный характер восприятия и разная его степень раскроются здесь перед физиономистом, наблюдающим за публикой, лучше, чем где-либо в другом месте, даже лучше, чем в церкви, ибо там лицемерие прячется, а в театре оно может быть проявлено без всякого опасения…"

Недолго удалось кайфовать с Вагнером. Стук по жестяной крыше "Жигулей" рукой резкой, несентиментальной.

— Сыщик, вылезай! Твоя очередь париться! (один из спасателей, немного навеселе) Там двое, мы им уже не нужны.

Вагнер со вздохом положен на сиденье. Интересно, каким образом Петрович для казенной машины такой чехол надыбал: под тигровую шкуру?.. И почему — только на заднее сиденье?.. Впрочем, тут никакой великий сыщик не раскопает: логики в действиях Петровича никогда не было.

Алексей Комов махнул оперу и фотографу которые в стороне курили и точили лясы с пожарными.

По лестнице, по которой возвращалась ручейками вода, загнанная наверх брандспойтами, все трое (зовется солидно: следственная бригада) поднялись на пятый мимо мрачно гомонящих жильцов на темных площадках. Хорошо, что приезжать можно позже пожарных и спасателей, которым достаются главные плач, крики и ругань. И хорошо, что ночь, многие, повозбуждавшись, ушли снова спать.

Возле дверей злополучной квартиры, оберегая ее от мародеров, переминался участковый.

— Кто тут жил-то? — спросил Алексей без особых эмоций.

— Ялов Александр по кличке Мотня.

— А второй?

— Такую головешку разве различишь!

— А первую?

— Так соседи ж видели, как Мотня… Ялов, то есть, подъехал на своей машине. С приятелем был, по кличке Чекан.

— Стало быть, второй — Чекан?

— Стало быть.

Прибежал запыхавшийся стажер (бегал звонить родителям, чтобы заехали к нему, погуляли с собакой).

— Вот и я, Алексей Петрович, извините…

— Не сильно запыхался? Ну, пошли.

Комов набрал в грудь побольше служебного рвения, задержал дыхание и шагнул в квартиру.

Пожар и два трупа.

Ну, не самое ужасное.

Участковый пошел следом: скучно у двери груши околачивать.

— Вот этот скорее Мотня… то есть, Ялов. По комплекции похож, — сказал он, указывая на обугленную груду на полу в кухне. — А другой, там, в комнате, стало быть, Чекан.

Тоска…

— Пиво или водка?

— Водок было три, но все вроде как полные сгорели. Пива — двенадцать штук, из них пять не деформированы, значит, выпиты до пожара.

— Маловато для такого огня.

— Кто их знает, чем они здесь баловались…

Сопровождая свою прогулку таким вот пустым трепом, все трое прошлись по выеденной огнем квартире, светя фонариками, слегка морщась от нехорошего запаха сгоревшего жилища и осторожно переступая через разную дребедень. Судебный фотограф, как человек творческой профессии, молча жевал бутерброд, не принимая участия в низменных разговорах.

Когда подошли к окну — подышать — Комов с тоской посмотрел вниз, где в "Жигулях" ждало "Избранное" Вагнера.

— Вот еще что, — вспомнил участковый. — Соседка напротив видела, как перед пожаром Мотня на площадке что-то делал и матерился… Она даже хотела замечание сделать. У нее ведь дочка-школьница…

— Что именно делал?

— Можно спросить, здесь она еще, на работу пока рано.

— Сейчас выясним… Где опер? Куда делся?.. Ладно, стажера направим.

Комов крикнул:

— Михаил!

Тот явился, нос уже в саже.

— Давай, Михаил-архангел, чеши в квартиру…

— …номер сорок шесть, — вставил участковый.

— …и расспроси хозяйку…

— …Ирину Араповец, — снова заполнил пробел участковый.

— Узнай: что именно сгоревший гражданин Ялов делал накануне пожара на лестничной площадке?

Стажер исчез. Прогулка продолжилась.

— М-да… Следочков-то не осталось… — через некоторое время протянул участковый, будто соболезнуя.

— Песню знаете? — спросил Комов.

— Какую?

— "Ничто на Земле не проходит бесследно".

— Ну, то песня! — сказал участковый с превосходством философа.

Снова явился Михаил. Многозначительный, как любитель романтики, все еще мыслящий огромными категориями, такими как "тайна", "злой гений", "дедукция".

— Потрясающе, Алексей Петрович! У сгоревшего жильца пробки выбило за час до пожара. Все сразу.

— Ясно, — подвел итог участковый. — Испортилась проводка, зажгли свечу и по пьяни сгорели.

— Сначала надо понять, что и где замкнуло, — сказал Комов, тоскуя от необходимости всё объяснять этому увальню в погонах.

— Утюг какой-нибудь тайваньский… или скорее телевизор отечественный, — поправился участковый. — У меня у тещи на даче та-ак рванул!.. А может пожарные вырубили предохранители-то… — занялся он дедукцией.

— Пожарные сразу весь дом вырубают.

— Да знаю я, — слегка обиделся участковый. — Особенно если пена или порошок, позамыкает всё к едрене фене.

— В общем, посмотри, Михаил, что там у них с проводкой. Помнишь, как лектор говорил: следы — это материальные отображения на предметах признаков внешнего строения других материальных объектов, контактно взаимодействовавших с первыми…

Стажер, не дослушав, снова исчез; Комов продолжил прогулку.

М-да, крепко же умеют вбить в голову некоторые преподаватели… Криминалистическая диагностика… криминалистическая техника… определение сведущим лицом… Это я, стало быть, сведущее лицо, отметил Комов. И Михаил тоже — в какой-то мере сведущее… определение сущности какого-либо факта, явления, обстоятельства, свойства и состояния объекта, не связанного с отождествлением… и прочая, и прочая…

Появился Михаил с детской радостью на лице. Победитель. Царь горы.

— Нашел, Алексей Петрович.