— Только не здесь, — осклабился Адриан, — как раз, чтобы гости ничего не оставляли. Бывают разные инциденты, знаете ли.

Снова поездка через городской хаос. Глядя на трущобы, я тревожно смотрел на небо: совсем не хотелось думать, каково здесь по ночам. Даже с двумя вооружёнными людьми на борту было как-то тревожно.

Кафешка, куда нас привезли, находилась на охраняемой территории, прямо на пирсе, который довольно далеко выдавался в море. С другой стороны бухты виднелись портовые краны. До них было достаточно далеко, чтобы шум и огни порта не мешали наслаждаться морским воздухом.

— Я бы рекомендовал барбекю. Мясо или курицу на углях, — сказал Адриан, когда мы заняли пластиковые кресла вокруг грязноватого стола. — Плюс печёные овощи. Их я уже заказал.

— Как-то банально очень, — Соня наморщила носик, — будто в Подмосковье на дачу приехали… а есть что-нибудь местное? Экзотическое?

— Экзотическое? — Адриан почесал затылок. Потом подошёл к стойке в дальнем конце открытой веранды, на которой мы сидели, и достал ламинированное меню, — ну вот, могу предложить «Филе де маниок», — сказал он.

— Филе маньяк? — Соня округлила глаза.

— Маниок, — ответил Адриан, — местный овощ. Очень популярное блюдо. С томлёной говядиной.

— О, пойдёт, — улыбнулась Соня.

Однако я не последовал её примеру и заказал себе курицу на углях.

Она оказалась вполне съедобной, а вот Соне принесли нечто, коричневое, жидкое, в глубокой миске. Оно странно пахло. Я мысленно рассмеялся, умудрившись сохранить серьёзное выражение лица.

— Филе де маниок? — в этот раз Соня правильно произнесла название блюда.

— Ага, — кивнул Адриан, — для местных деликатес. Как вы заметили, люди тут живут довольно бедно, и мясо в цене. Что, конечно, совершенно несправедливо, учитывая, насколько эта земля богата разными ресурсами.

— Местные, наверно, не сильно любят европейцев, да? — кивнул я с пониманием.

— Да как сказать, — Адриан вздохнул, — до недавнего времени возможность перебраться во Францию была социальным лифтом. Уезжали лучшие, самые умные и трудоспособные. Кому было поднимать страну? Ну и к разным европейцам отношение разное. Русских тут хорошо помнят ещё по временам Советского Союза. Тогда было сделано много полезного для народа.

— А французы? До сих пор воспринимаются как жители метрополии?

— Только с местными такие вопросы не обсуждайте, — улыбнулся Адриан, — но да. Так и было. Однако полной интеграции не было никогда. Я заметил, что многие люди, когда говорят о колониальной эпохе, думают, что страны были оккупированы веками. Однако на деле это далеко не так. Французское владычество в Гвинее продолжалось всего несколько десятилетий. Конечно, ни о какой полной культурной интеграции не могло быть и речи. Тем более, что различия никуда не девались.

Адриан взял с тарелки кусок мяса и начал жевать. Соня, покопавшись в коричневой жиже, всё же решилась попробовать её на вкус.

— А не так плохо! — сказала она, — чем-то напоминает гороховую кашу с картошкой. А как этот маниок выглядит, как сказать, в натуральном виде?

— Как картошка и выглядит, — ответил Адриан, когда прожевал мясо.

— И что, обязательно его было мять в пюре? — нахмурилась Соня, — кусочками интереснее было бы.

— Не едят его кусочками, — вздохнул гид.

— Это ещё почему? — спросила Соня.

— Смертельно опасно, — Адриан пожал плечами, — прежде, чем маниок будет пригоден в пищу, его надо мелко порезать или перетереть, после чего оставить на несколько часов на открытом воздухе, чтобы испарилась синильная кислота.

Мы с Соней переглянулись. Потом я не выдержал, засмеялся в голос.

— А ты отличный парень! — сказал я, — чувство юмора у тебя точно наше!

— Какой юмор? — Адриан удивлённо захлопал глазами.

Я осёкся.

— Насчёт синильной кислоты, — произнесла Соня, — ты ведь не серьёзно, да?

— Да это даже дети знают! — гид всплеснул руками, — без обработки маниок смертельно ядовит.

— Блин, я и не подозревал, что у гвинейцев так много общего с японцами, — заметил я.

— Общего? — Адриан снова посмотрел на меня растеряно и даже как-то затравленно.

— Ну, японцы едят рыбу фугу, — ответил я, — если её приготовить неправильно, можно отравиться насмерть. У них этому учатся специальные повара, много лет. Европейцы заказывают фугу, когда хотят испытать острые ощущения. Потому что кто-то периодически всё-таки травится.

— Ну, во-первых, маниок едят не только гвинейцы, а вообще вся Африка, — заметил гид, — а во-вторых не ради острых ощущений и не от хорошей жизни. Это не самая здоровая еда, даже после обработки. Но если бы не маниок — есть было бы совсем нечего. Понимаете? — он вздохнул и добавил: — я мечтаю, что когда-нибудь мы выберемся из этой задницы, где мы находимся сейчас. И сможем перейти на нормальную пищу, как европейцы.

Я отметил про себя это «мы». Хоть парень и представился «наполовину русским», но, похоже, он ощущает себя местным в гораздо большей степени.

— Это было бы справедливо, — дипломатично заметил я.

— Конечно! — горячо согласился Адриан, — когда полетим завтра, вы увидите, насколько наша страна богата. Тут есть уран, алюминий, золото… мы не уступаем Европе по древности культуры. Да что там: мы сами толком не знаем, что у нас на самом деле есть. Потому что изучать было некому.

— Интересно, а почему местные даже между собой говорят на французском? — спросила Соня.

— Далеко не всегда, — улыбнулся Адриан, — французский — это язык межнационального общения. Универсальный. Как английский в Индии.

— У вас много национальностей? — спросил я.

— Три основных, и ещё много мелких. Это большая страна. Больше, чем кажется из Европы.

— Да, — согласилась Соня, — вероятно, вы правы.