– Ева! – кричит она. – Давай-ка сбегай в магазин за картофельной мукой.

Ева закрывает глаза. Она хорошо слышала слова тётки, но думает, что если она будет лежать не шевелясь, с закрытыми глазами, то тётя Грета забудет о ней. Или, может, случится какое-нибудь чудо. Может, тётя Грета в конце концов найдёт где-нибудь в шкафу несколько кило картофельной муки.

– Ева, ты что, не слышишь? – снова кричит тётя Грета. – Сбегай в магазин за картофельной мукой.

Ева с трудом встаёт.

– Ну вот, – говорит тётя Грета, – нечего корчить гримасы. Ты забыла, что твоя очередь идти в магазин? Берит ходила в прошлый четверг.

Да, это правда, Берит была в магазине в прошлый четверг. Но она ездила туда на велосипеде, сидела позади тёти Греты. Ева хоть каждый день ездила бы за картофельной мукой на велосипеде, что может быть лучше!

Но в магазин идти так далеко, а сегодня так жарко, и она так устала.

– Но, Грета, – говорит тётя Эстер, – гроза надвигается.

Еве страшно. Она ни за что не хочет оставаться одна во время грозы.

– Тогда я возьму с собой Фиу Лису, – говорит она. С Фиу Лисой она всё-таки будет не одна.

Но тётя Грета не разрешает ей брать с собой Фиу Лису. Нельзя идти в магазин с такой грязной куклой.

– Уж только не с такой замарашкой! – говорит Берит, лёжа под жасминовым кустом.

Покраснев от обиды, готовая разреветься, Ева берёт Фиу Лису и сажает её на веранду, чтобы кукла не промокла, если пойдёт дождь.

– Не расстраивайся, Фиу Лиса, мама скоро придёт, – шепчет она кукле.

И Ева уходит. Нелегко идти по пыльной дороге, ноги кажутся такими тяжёлыми.

«Когда я вырасту, – думает Ева, – то ни за что не буду покупать картофельную муку».

Какое небо чёрное! Ева чувствует себя маленькой и беззащитной.

И вот гроза началась. Как раз когда Ева дошла до большой сосны, на полдороге к магазину, ударил гром. Ах, какой страшный грохот! В испуге Ева кричит. И тут разразился ливень. Пыльная дорога сразу же превращается в огромную лужу, и капли дождя барабанят по ней. Ева бредёт по луже. Её коротенькое голубое платье прилипло к телу. С мокрых волос стекает вода. Из глаз тоже падают капли, нет, не капли, а целый водопад безудержных слёз обиды, отчаяния, одиночества, страха. Над ней сверкают молнии, гремит гром, а она икает от страха при каждом ударе. Она пускается бежать. Нет, мама говорила, что во время грозы бежать нельзя.

Ах, если бы мама была здесь! Если бы только мама была здесь! Она обняла бы Еву, и они бы вместе спрятались под кустом. Мама защитила бы свою золотую девоньку, сказала бы, что это вовсе не опасно. Мама, ох, мама…

Ева не перестаёт громко плакать.

Но вот гроза кончилась, и Ева подошла к магазину.

– Так ты говоришь, полкило картофельной муки? – спрашивает фру Сванберг, которая стоит за прилавком.

Она смотрит на маленькую, промокшую насквозь девочку.

– Пожалуйста, вот тебе картофельная мука. Как раз подходящая погода, чтобы гнать за ней бедного ребёнка!

Почти всю дорогу домой Ева бежит бегом. Зубы у неё стучат от холода. На дороге, как раз против дома тёти Греты, что-то лежит. Это её Фиа Лиса! Ева с плачем бросается к ней. Что они сделали с её дочкой? Её милая маленькая дочка тоже мокла под дождём. Ева обнимает её, прижимает к себе, целует грязный затылок.

– Не плачь, моя маленькая золотая девонька! Не бойся. Мама с тобой.

Тётя Грета вытерла стулья и стол в беседке и с тётей Эстер пьёт послеобеденный кофе. Берит пьёт сок. Она злорадно улыбается, вспоминая куклу, которую бросила рядом с канавой.

И тут на садовой дорожке кто-то появляется. Маленькая фигурка в мокром голубом платье. Это Ева – золотая девонька! В одной руке она держит мешочек с картофельной мукой, в другой – Фиу Лису. Губы её плотно сжаты, глаза – круглые, как два шара.

И вдруг золотая девонька делает нечто ужасное, о чём даже страшно рассказывать. Нечто неприличное, от чего её тётки подпрыгивают от возмущения. Они этого никогда не забудут! Будут говорить об этом даже после того, как Ева переедет домой к своей маме, которая называет её золотой девонькой и целует в затылок.

Вот так золотая девонька! Да такое просто нельзя прощать! Разве можно так себя вести! Ничего себе золотая девонька!

Так что же она сделала тогда?

Она прошла по садовой дорожке, подошла к столу в беседке, посмотрела с ненавистью на тёток и швырнула мешочек с картофельной мукой на поднос так, что чашки забренчали, а потом сказала спокойно и отчётливо:

– А теперь плевать я на вас хотела!

А теперь я расскажу тем, кому хочется слушать, о маленьком смоландском мальчонке, которого звали Самуэль Август. Самуэль Август? Нет-нет-нет, это невозможно! Нельзя же так окрестить малыша! А вот его родители взяли да так и окрестили. Правда, случилось это давным-давно, ещё до того, как малышей стали нарекать и Ян, и Кристер, и Стефан. А вот этого так и назвали – Самуэль Август.

В тот день, когда крестили мальчика, в Смоланде намело столько снега, что и дорогу-то было не разглядеть. Ехали наугад, туда, где, казалось, пролегает дорога. И родители Самуэля Августа, пускаясь в этот долгий путь, верно, думали, что совершают великий подвиг, пробиваясь в церковь со своим орущим в санях мальчонкой. Быть может, именно поэтому они взяли и нарекли его столь роскошным именем.

Когда же Самуэль Август стал постарше и братья называли его по имени, то оно звучало всего лишь как «Саммельагуст». А было у него четыре брата. Видели бы вы лачугу, в которой все они жили! Там была лишь горница да кухня. Когда все мальчики разом являлись домой, жизнь в лачуге била ключом.

В горнице был большой открытый очаг. Зимними вечерами все братья собирались возле него и грелись. Но в очаге не было вьюшки, которая сохраняла бы благодатное тепло, когда выгорает огонь. Там была лишь большая дыра, выходившая прямо в трубу. Саммельагуст впервые в жизни увидел луну, когда, стоя на каменной плите у очага, заглядывал под нависавший над очагом колпак. Прямо посреди дыры сверху на него светил месяц! До чего ж весело смотреть на луну сквозь печную трубу!