Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Империя заслуживает куда лучшего патриарха, чем Неврох. И чем большинство тех, кто был до него. Империя заслуживает жить только в том случае, если будет здорова. А единственное здоровье для неё — это вера в Чёрный Камень. В который вполне могут верить и люди. И префект показал, что это не только возможно, но и необходимо для сохранения Империи.
Префект
Гора был доволен собой. Давно ему не казалось, что он настолько верно рассчитал все ходы. А их было много. И ещё большее количество их вариаций. Уговорить Кобру оставить проход для Самоха и его карательной буры, которой они не преминут воспользоваться. Пропустить Гузоха по подземным путям, чтобы дать возможность ему подчинить себе эту буру. И, разумеется, убедить митрополита в полной верности единственно правильной вере на Земле — вере в Чёрный Камень.
И очень удивительно, но со временем, он начинал осознавать, что понимает язык чумов. Причём разных чумов. Гора был более чем уверен, что чумы разные такие же как и люди, из разных рас, народов, и что он не должен был бы понимать их всех одновременно. Но нет, это происходило именно так. И теперь для него даже не было секретом, почему сами чумы не испытывали с этим проблем — они тоже говорили на одном, видимо, каком-то унифицированном чумном языке.
Как далеко всё это может зайти, пока было не понять, но Гузох не был против расширения автономии Горы на соседние группировки в том случае, если люди, которые подпадут в его подчинение также будут верить в Чёрный Камень.
Со своей стороны не была против этого и Ананхр, если номинальное подчинение секторов других группировок будет оставлено за СЧК, а хиви будет осуществлять наземное прикрытие этих объектов.
Складывался очень удачный механизм расширения влияния префекта. Отработанный сначала в секторе «Диза», а затем и во всей группировке «Донецк-Макеевка». С точки зрения развития Империи он не должен был чему-то препятствовать, но совершенно очевидно, что такая ситуация не устроит ни верховного жреца Невроха, ни имперскую администрацию в лице Блуха. Но обе проблемы были более чем решаемы.
Собственно в последнее время Гора резко изменил своё отношение вообще к слову «проблема». Теперь для него вообще не существовало этого слова в привычном его понимании. Теперь у него было только слова «вопрос» или «ситуация», которые могли быть важными, срочными, неудобными, опасными, первостепенными, критичными, чрезвычайными. Это всё не проблемы. Это задачи, которые необходимо и совершенно точно можно было решить.
И прокручивая назад некоторые из таких вопросов, как например, попытка Самоха пройти в шахту сектора «Корса», когда человек Горы подорвал вместе с собой лифт, а лестничные проходы путём задымления и периодических прострелов стали недоступными — всё это было лишь заведомо выверенные ходы по определённой уже просчитанной комбинации. Не более того… А раньше он бы посчитал всё это самым настоящим самоубийством…
Власть. Вот, что даёт совершенно иное осознание реальности. И подстраивает эту реальность под себя, а не наоборот. Но сам Гора прекрасно понимал, что не стоит о том, что он прежде всего человек. Способный ошибаться, заблуждаться и быть самоуверенным. Эти три черты вообще были самыми опасными его врагами теперь, а вовсе никакие не чумы, хиви или маки. Теперь, когда его ресурсы и возможности стали исчисляться в единицах совершенно иного порядка нежели раньше, теперь именно эти три врага выдвинулись в своём приоритете. В силу своей незаметности… Их он не мог просчитать. Хотел он того или нет. Но тот же ум, который должен был их просчитывать, сам же являлся объектом их применения.
А нельзя увидеть само себя. Все эти беспочвенные разговоры про зеркало — лишь разговоры. Никакое зеркало не способно отражать тебя так, как тебя видят другие. Потому что в зеркало смотришь ты сам. И Гора прекрасно знал это… Что придёт его время переоценивать свои силы, ошибаться и даже спятить окончательно. И никто не скажет ему об этом. Все будут также выжидать его приказы и докладывать об их выполнении. Потому что он уже построил такую систему, где его указ равен закону. А за нарушения закона последует смерть. Он уже построил такую систему, где все окружающие, видящая его без зеркала, будут молчать, если что-то пойдёт не так с ним. Ведь, когда он есть закон, то это означает, что без него закона нет.
Министр
Донхр был очень старым министром и очень опытным. Когда-то у него были такие победы, о которых не каждый и мечтать-то может. Военные победы, карьерные победы и победы его личной жизни. Его жена хотела большего — жизни, которую можно было бы назвать красивой, и она её получила. А для этого Донхру пришлось воровать из казны своего же министерства. Планомерно и нещадно, потому что аппетиты жены росли, а казна больше не становилась. И всё дошло до того, что на бумаге стало нарисовано много больше, чем было на самом деле в реальности.
Разумеется, в какой-то момент об этом стало известно тогдашнему руководителю СЧК, ведающему мерами противодействия коррупции, Закинхру. Он был также планомерен и беспощаден только не к аппетитам своей жены, а к своим аппетитам по карьерному росту, которые были для него куда важней, чем сама коррупция. Поэтому, когда он посчитал, что держащийся на плаву, но в его власти Донхр куда более ему выгоден, чем очередные призы за раскрытие финансовых махинаций, то он без промедлений выбрал первый вариант… И продвинулся по службе благодаря содействию Донхра, ставшего периодически сдавать ему своих бывших подельников.
Закинхр в итоге стал руководителем СЧК Славянской колонны, в то время как Донхр продолжал оставаться её министром. В какой-то момент это устраивало обоих, но с недавнего времени, Донхр стал понимать, что закапывать себя вечно он не в состоянии. И особенно это стало заметно после того разговора с Блухом, когда последний так резко высказался в адрес своего нынешнего положения и того факта, что куски его влияния так просто утекают у него из-под носа. Да, конечно, это было сказано под хмельком, но нельзя утверждать, что это было неправильно. Нельзя утверждать, что это какая-то спесь зарвавшегося чиновника — это обычный инструмент самосохранения, при
