— Вы забываете, что фрау Ким одна из лучших в Европе психотерапевтов, — невозмутимо ответил Людер. — Она мо-жет вылечить, но в такой же степени способна и вызвать болезнь.

— Я сказал вам уже, капитан, что все это сущий бред, — произнес Скорцени, резко поднимаясь. — То, что Анна не хотела лечиться у Ким, это я понять могу. Но что Ким намерено нанесла ей вред — исключено. Это просто невозможно.

— Но у фрау Ким для того были основания, — возразил Людер.

— Какие? — усмехнулся Скорцени. — Если вы имеете в виду меня, я уже имел честь сообщить вам, что я думаю на этот счет.

— Не только вы. Ее сын.

— Что? Сын? Штефан? — Скорцени снова насторожился. — И что же Штефан? Какое отношение он имел к Анне?

— Я говорил, отпуск, полученный мной, длился несколько суток, — продолжил фон Блюхер. — Нужно было уезжать на Восток. Зная, что мне уже не удастся попрощаться с Анной утром, так как она наверняка будет спать, я решил зайти к ней ночью. Она сидела на постели, бледная, худая, по спокойная. Почти такая же, какой я помнил ее прежде. Она попросила присесть рядом. Взяла за руку. Некоторое время молчала. Потом произнесла едва слышно: «Я попросила отца сделать так, чтобы служба этого англосаксонского ублюдка превратилась в ад. Она отомстила мне». Простите, я передаю ее слова. Конечно, она имела в виду сына фрау Ким, который был англичанином но отцу, — Блюхер взглянул на Скорцени, и тот кивнул, подтверждая. — Он как раз готовился поступить на службу в танковые войска. Конечно, такая просьба не делает Анне чести, но, насколько мне известно, отец очень любил Анну и предпринял кое-какие действия. Влияние фон Блюхеров в армейской среде велико…

— Если вам неизвестно, — жестко оборвал его Скорцени, — Штефан погиб в июле сорок третьего года. Возможно, ваш отец и старался как-то негативно повлиять на его судьбу, но в условиях военного времени, тем более на Восточном фронте, вы знаете, это не так просто. Если у Штефана и случались неприятности, то уж точно не по просьбе Анны. Он сам вполне заслуживал нагоняи, которые получал. Погиб он с честью, за что награжден «Железным крестом», и ему присвоено офицерское звание. Я не думаю, что Ким пошла бы на столь крайние меры, о которых вы говорите, чтобы избавить его от мелких армейских недоразумений. Для этого у парня хватало защитников в генеральских погонах.

— Я не знал, что он погиб, — капитан явно смутился.

— Она подсела к Анне в кафе, — послышался слабый, точно приглушенный голос второго фон Блюхера. — Эта женщина. Она подсела в кафе.

— Ким подсела к Аннс в кафе? — в голосе Скорцени слышалось явное сомнение. — Когда? Для чего?

— Наверное, потому что Анна говорила фрау Ирме, что «щенок этой потаскушки заплатит за мамочку сполна». А фрау Ирма, конечно, все передала своей новой подруге.

— Это невероятно, — Скорцени пожал плечами в явном замешательстве. — Ни о каком вступлении Штефана в армию в тридцать восьмом году еще не могло быть речи, он еще должен был закончить школу. На его будущее даже не строилось никаких планов. Как Анна могла говорить тогда о том, что ваш отец способен повлиять на его карьеру, и уж тем более, даже если она так далеко заглядывала вперед, у Ким не было никаких оснований начинать волноваться столь рано. Нет, здесь явная нестыковка. Кто рассказал вам об этой встрече? — Скорцени резко повернулся к Людеру. — Сама Анна? Может, она что-то придумала?

— Доктор Мартин в это время был в Берлине, — вяло промолвил Хуберт. — Он находился в машине, ждал Анну. Он видел и слышал их разговор.

— Ваш доктор Мартин все больше вызывает у меня недоверие, — усмехнулся Скорцени. — То он куда-то внезапно исчезает, то болтается почему-то в месте, где на самом деле его совсем не должно быть, то у него всегда под рукой есть старый университетский приятель, который словно нарочно работает в клинике Шарите. Вы не задумывались, что он ловко играл все это время с вами, добиваясь каких-то своих целей?

— Я даже не могу себе представить, какие бы у доктора Мартина могли быть личные цели, — поморщился Людер. — И с чего он вдруг пожелал бы нанести вред нашей семье. Ему хорошо платили, с его мнением считались, его советы ценили. Анна с детства жаловалась на боли в позвоночнике — детская травма. Гувернантка недосмотрела, она упала. Со временем боли стали появляться только, когда она сильно нервничала или простужалась. В ту осень вы заставили ее понервничать, — Людер бросил на Скорцени осуждающий взгляд. — Позвоночник снова заболел, и доктор Мартин повез сестру к столичному хирургу, у которого она наблюдалась, чтобы взять рекомендации. По пути они и встретили фрау Ким. Так что доктор Мартин вовсе не выслеживал никого и не подслушивал нарочно, как вы намекали, — съязвил он. — Он просто случайно стал свидетелем. И, слава богу, иначе мы бы никогда не узнали, как все произошло.

— Я, конечно, не врач, — заметил Скорцени, — но даже мне известно, что позвоночник связан с нервной системой. Значит, в этом плане Анна с детства была не абсолютно здорова, как вы пытаетесь убедить меня. Травма у нее была, и к этому фрау Ким не имеет никакого отношения. Надеюсь, вы не станете отрицать.

— Что вы хотите этим сказать? — насторожился Людер.

— Ничего, кроме того, что у Анны с детства, оказывается, была предрасположенность к нервным заболеваниям. Об этом по вашим же словам хорошо знал доктор Мартин. Он же, безусловно, рассказал обо всем своему университетскому товарищу. Осталось только выяснить, какую выгоду они преследовали, куда девались деньги за лечение, кто их получал на самом деле. А в остальном — все ясно.

Скорцени постучал пальцами по столу.

— Вы не смеете так говорить о докторе Мартине! — неожиданно взвизгнул Хуберт, и на лице его выступили розоватые пятна. — Фрау Ким отвела Анну в Шарите, и там так напугала се, что Анна заболела.

— Ким водила Анну в Шарите? — Скорцени, повернувшись, недоверчиво взглянул на юношу. — Это еще для чего? Я не поверю, что ей когда-либо были интересны подобные экскурсии. Уж лучше в модный салон или к мастеру маникюра.

— Это верно, — вздохнув, согласился Людер. — Психиатрия никогда не входила в сферу интересов Анны. Вообще она не интересовалась ни наукой, ни искусством. Никогда особенно и читать-то не любила, только модные журналы перелистывала. Это вы верно заметили. Но я думаю, — он многозначительно взглянул на Отто, — что не только я, мой брат, и вы, как человек, который был знаком с ней близко знаком, — понизив голос, он выделил последние слова, — изучили характер Анны. Фрау Ким тоже изучила его, и как профессионалу ей не потребовалось на это много времени. Когда она подсела к сестре за столик в кафе, то уже отлично знала, с кем имеет дело.

Он помолчал, глядя в окно. Скорцени тоже молчал, ожидая, что тот скажет дальше.

— Да, Анна не любила завтракать дома, — наконец продолжил Людер. — Она любила показываться на людях. Чтобы все смотрели на нее, восхищались ею. Потому завтракала в кафе, обедала и ужинала в ресторанах. Эта открытость и погубила ее. Открытость во всех смыслах. Конечно, Анна не приглашала фрау Ким к себе, та сама предложила ей свое общество, и словно не замечала упрямую агрессивность Анны, которая никак не желала идти на контакт. Но и встать из-за стола и уйти тоже не могла, в кафе сидели несколько знакомых, и она не хотела, чтобы подумали, будто боится соперницы. Так она потом рассказывала. Фрау Ким прекрасно все понимала. Знала, что Анна не уйдет. Она попалась в ловушку. И тогда Ким, не обращая внимания на нелюбезность, со всем очарованием, принялась вести беседу. Она как паутиной опутала Анну своей начитанностью, воспитанием, разнообразием познаний, что та забыла всякую враждебность. По-простому говоря, рот раскрыла и слушала. Она заставила Анну растеряться, притупила всю ее защиту. Говорила о науке, о психоанализе, о докторе Фрейде, и так заинтриговала сестру, что та не устояла перед предложением увидеть все, о чем рассказывала ей эта зеленоглазая женщина в черном эсэсовском мундире. Бедная Анна была настолько не осведомлена в тонкостях пауки, о которой шла речь, что даже не могла себе представить, а что, собственно, ей предлагается увидеть. Но кто-кто, а фрау Ким точно знала, что собирается показать молодой впечатлительной девушке.