Но доктор Бендер анализировал состояние своей пациентки, Глэдис Мортенсен. В целом самочувствие ее можно было бы назвать вполне удовлетворительным. Отмечался даже определенный прогресс — с момента ее попадания в частную клинику. Однако порой, что свойственно многим пациентам в ее состоянии, она «срывалась» и вела себя в такие моменты самым опасным и непредсказуемым образом. Параноидальная шизофрения, нравоучительно и добродушно пояснил далее доктор Бендер, болезнь загадочная.

— Знаете, она всегда несколько напоминала мне обширный склероз. Таинственная болезнь, ни один врач на свете так ее до конца и не понял. Синдром симптомов. — Ну и далее в том же духе. Некоторые теоретики считали, что параноидальную шизофрению можно объяснить взаимодействием пациента со средой и другими людьми; были также теоретики, фрейдисты, искавшие объяснений исключительно в детстве больного. И наконец кое-кто из ученых считал, что происхождение болезни следует искать в чисто органических, биохимических процессах.

Норма Джин кивала, давая понять, что слушает, и очень внимательно. Она улыбалась. Улыбалась даже в такой момент, совершенно вымотанная, угнетенная случившимся, ощущая боли в животе, где сидел ребенок, вспоминая о многочисленных деловых встречах на Студии, которые она пропускает. О, она совершенно забыла о них, она даже не позвонила, предупредить, отложить, как-то объяснить свое отсутствие. Она твердо знала одно: она должна улыбаться. Улыбки предполагаются от всех женщин, в особенности от нее.

Наконец она заметила грустно:

— Я больше не спрашиваю, выйдет ли когда-нибудь моя мать из клиники. Я так полагаю, что нет. Утешает одно: здесь она в безопасности и… вполне с-счастлива. Полагаю, это максимум, на что можно рассчитывать?

Доктор Бендер мрачно кивнул:

— Мы в Лейквуде никогда не теряем надежды в том, что касается наших пациентов. Никогда! Но, да, разумеется, в каком-то смысле мы тоже реалисты.

— Она наследственная?

— Простите?

— Болезнь моей матери. Она передается по наследству? Она в крови?

— В вашей крови? — Доктор Бендер произнес эти слова с таким видом, будто никогда прежде не слышал ничего подобного. А затем уклончиво ответил: — Да, в некоторых семьях отмечалась подобная тенденция. А в семьях других больных — абсолютно ничего подобного!

Норма Джин с надеждой подхватила:

— Знаете, отец у меня был совершенно нормальным человеком. Во всех отношениях! Я, правда, его не знала, видела лишь фотографии. Но много слышала о нем. Он умер в Испании, в 1936-м. Я имею в виду он погиб. На войне.

И только когда Норма Джин поднялась и собралась уходить, доктор Бендер все-таки попросил у нее автограф. Попросил, рассыпаясь в извинениях, объясняя, что он вовсе не тот человек, что позволяет себе подобные вещи, и прочее. Но если Норма Джин не возражает, пожалуйста!

— Это не для меня. Для моей тринадцатилетней Саши. Она мечтает стать кинозвездой, воображает, что из нее получится!

Норма Джин почувствовала, как губы у нее раздвинулись в прелестной улыбке. Все же тренинг очень много значит! Правда, в тот же момент она почувствовала, что у нее начинается мигрень. Вместе с беременностью и прекращением менструаций у нее прекратились и невыносимые головные боли, и колики в животе. Но теперь она поняла, что мигрень началась, и в панике подумала, как бы быстрее добраться вместе с младенцем до дома. Однако она любезно поставила на обложке «Фотоплей» свою воздушную летящую подпись. (И подпись тоже была специально разработана для «Мэрилин» на Студии. В сравнении с ней ее настоящая подпись, «Норма Джин Бейкер», выглядела жалкими примитивными каракулями.) На обложке журнала «Фотоплей» Мэрилин красовалась в роли Розы — роскошная, сексуальная, соблазнительная женщина. Голова откинута назад, глаза сощурены и смотрят мечтательно, губы игриво выпячены вперед. Разбухшие груди едва ли не выпадают из пронзительно-синего, цвета электрик, платья на бретельках — Норма Джин была готова поклясться, что никогда в жизни не надевала этого платья. Вообще она совершенно не помнила об этой обложке. И о снимке тоже не помнила. Может, и не снималась вовсе?

И однако же «Фотоплей», апрельский номер за 1953 год, служил доказательством. Было, было!..

Моему Ребенку

В тебе одном

Вся жизнь моя.

А то, что было до тебя, —

Не жизнь, не мир, не я.

В их число входили Хедда Хоппер, П. Пукем («Голливуд с наступлением темноты»), Дж. Белчер, Макс Мерсер, Дороти Килгэллен, X. Сейлоп, «Кихоул», Скид Сколски (который черпал самые горячие голливудские сплетни, не сходя с крыльца аптеки Шваба), Глория Грэхем, В. Венелл, «Бак» Хольстер, Смайлин Джек, Леке Эйзи, Грэмми, Пиз, Кокер, Крадло, Гэгги, Гаргой, Шадд, Слай Голдблатт, Петг, Тротт, Левитикус, «БАЗЗ ЯРД», М. Мад, Уолл Риз, Уолтер Уинчелл, Лоуэлла Парсонс, а также «ГОЛЛИВУД РОУВИНГ АЙ»[1]— в числе многих прочих. Их колонки свежих новостей появлялись в «Л.А. тайме», «Л. А. бикон», «Л.А. конфиденшиал», «Вэраэти», «Голливуд рипортер», «Голливуд тэтлер», «Голливуд дайэри», «Фотоплей», «Фотолайф», «Скрин уорлд», «Скрин ромэнс», «Скрин сикретс», «Модерн скрин», «Скринлэнд», «Скрин элбум». «Муви сториз», «Мувилэнд», «Нью-Йорк пост», «Филмлэнд телл-олл», «Скуп!» и в других изданиях. Они покупали и продавали информацию в Юнайтед Пресс и Америкен Пресс.

Их неустанной задачей было распространение печатного слова. Сотрясение основ и возжигание из искры пламени. Они мчались сломя голову, не жалели бензина и сухих веточек, все время подбрасывали их в топку, чтобы пламя не только не угасло, но, напротив, разгоралось бы все ярче. Они прославляли, они возвещали, они били в барабаны. Они дудели в дудки, рожки и трубы. Они били в колокола и предвещали тревогу. Вместе и отдельно, хором и соло они провозглашали, возвещали, транслировали и прогнозировали. Они поднимали шумиху. Они разоблачали и вуалировали. Они восхваляли, обливали грязью, обнародовали и распространяли. Они извергали слова, как вулканы. Приливы, океанские валы слов. Они придавали словам определенную окраску, они продвигали, они вводили в моду и объявляли вне всякой моды. Они помещали в центр внимания, они привлекали внимание. Они продавали слухи оптом и приторговывали ими вразнос. Они раздували, рекламировали, трубили в фанфары, суетились, несли несусветную чушь, выясняли, доводили до сведения. Они предсказывали и опровергали. Появление восходящей на небосклоне звезды, трагическое падение метеорита. Они были астрономами, рассчитывающими траектории звезд. Они неустанно всматривались в ночное небо. Они были там во время рождения звезды, они же присутствовали и при ее смерти. Они напыщенно восхваляли плоть и растаскивали косточки. Жадно облизывали они прекрасную кожу, с жадностью высасывали нежнейший костный мозг.