Майлз знает, что подумают его друзья и коллеги из колледжа, если увидят его прямо сейчас. Вероятно, он лишится работы. «Это несерьезно, Майлз, – скажут они. – Ты же не думаешь, что такая штука может работать».

Но он бы стал возражать. Он бы спросил: «Если бы вы имели подлинные планы секретного механизма Томаса Эдисона, разве вы не попробовали бы собрать его? Разве вы не захотели бы убедиться сами?»

Теперь он всего лишь занимается регулировкой и тонкой настройкой. Но на самом деле тут нечего регулировать. Машина представляет собой почти идеальную копию схематического изображения. Понадобились месяцы проб и ошибок, чтобы дойти до этой стадии, но теперь наконец все выглядит безупречно. Поэтому когда он подтягивает трубки и заново проверяет соединения, то всего лишь тянет время. Он не знает, чего больше боится: того, что машина не заработает (а это, как подсказывает рациональный ум, является наиболее вероятным результатом)? Или того, что она заработает?

Что, если она заработает и он наконец получит канал связи?

Майлз уже миллион раз мысленно проигрывал эту ситуацию. Он представлял, как наконец скажет ей то, что хотел сказать все эти годы.

«Мне жаль. Мне так жаль, что я не смог спасти тебя».

Он закрывает глаза и снова становится десятилетним мальчиком в костюме Робин Гуда, когда стрела слетает с тетивы и красное оперение скользит по его правой щеке. Он видит, как стрела снова вонзается в поясницу Человека-Цыпленка.

Майлз еще раз на удачу прикасается к слонику, включает тумблер и видит, как машина начинает светиться. Он подкручивает верньеры и выводит звук на полную мощность. Он слышит сухое потрескивание статики, как бывает в промежутке между двумя радиостанциями. Потом берет трубку.

– Алло, – осторожно произносит Майлз.

Потрескивание меняет тональность, и ему кажется, будто он что-то слышит за шумом статики: человеческие голоса, разговоры, крики, отдаленный смех, словно на вечеринке в соседнем квартале.

– Алло, – повторяет Майлз, теперь громче. – Кто-нибудь на связи? Вы меня слышите?

Ситуация кажется жалкой и дурацкой: взрослый человек обращается к самодельному радиоприемнику в надежде на ответ.

– Элизабет Сандески, – нерешительно говорит он. – Ты здесь?

Сначала он слышит только стук своего сердца. Потом треск в трубке.

«Она здесь, – ясно произносит мужской голос. – Мы все здесь».

– Мама? – с опаской спрашивает Майлз. – Ты здесь?

«Да», – отвечает более громкий женский голос, плывущий по волнам электрической интерференции. Майлз узнает этот голос, который давно слышит во снах.

– Кто он, мама? – обращается Майлз к аппарату. – Кто тебя убил?

Смутный треск статики.

– Пожалуйста, – просит он.

И тогда ломким шепотом она называет имя.

– Нет. – Его голос дрожит, живот завязывается узлами. – Нет, это невозможно.

Она повторяет имя и исчезает. Он возится с верньерами, снова и снова зовет ее, но слышит лишь шум статики.

Теперь Майлз знает, что должен сделать.

Он выключает аппарат, накрывает его брезентом и, дрожа всем телом, идет искать человека, который убил его мать.

12 апреля 2011 года

– Майлз, я беспокоюсь насчет дождя. По радио говорят, что худшее еще впереди. Предупреждение о наводнении объявлено по всему графству. А если прорвет дамбу… мы окажемся под водой за считаные минуты. Тут уже не будет никакого предупреждения.

Лили кутается в один из своих просторных свитеров ручной вязки, ее волосы завязаны в неаккуратный конский хвост. Она по-прежнему выглядит очаровательной, но в зеленых глазах угадывается некий отблеск, который появляется лишь перед крупными неприятностями. Под глазами залегли темные круги; она плохо спала последние несколько дней, с тех пор как начался дождь.

Майлз берет ее за руку и целует костяшки пальцев, пахнущие скипидаром. Она работала в своей студии над новой серией изображений Луны на огромных полотнах. Она изображает Луну во всех фазах, которые называет Рождением, Браком, Смертью и Возрождением. На Рождество Майлз подарил ей телескоп, и Лили часами смотрит в небо, изучая Луну со всеми ее кратерами и тенями и пытаясь навести резкость на далекие звезды. Майлз предложил ей пройти курс астрономии в колледже, но Лили предпочитает самостоятельные исследования и дает вещам собственные названия.

– Дамба удержится, – обещает Майлз теперь. – Старая дамба видала гораздо худшие бури, чем эта.

Их дом находится в нескольких милях вниз по течению, на восточном берегу реки. Он стоит прямо в речной пойме, как не замедлила указать страховая компания, когда они потребовали обосновать цену страховки от наводнения. Но река еще ни разу не разливалась. Дамба, построенная Уильямом Дженсеном в 1836 году и обуздавшая силу воды для его мукомольного производства, держалась всегда. Река не выходила из берегов больше чем на несколько футов, даже в годы бурного весеннего таяния снегов и ледяных заторов.

Майлз доедает остатки супа и ломоть домашнего хлеба Лили. Дети находятся в гостиной с включенным телевизором, оттуда доносятся громкие звуки какой-то полицейской драмы, наполняющие дом стрельбой и воем сирен. Эррол и Эва лежат под телевизором и играют в криббедж на овальном тряпичном ковре. Эва выигрывает и безжалостно подшучивает над Эрролом по этому поводу.

– Ты разбит в пух и прах, – говорит она.

– Ничего подобного, – возражает он.

– Чуешь запах, да? Это большой старый скунс идет по твою душу.

Он шутливо пихает ее.

– Игра еще не закончилась, малышка Э, – говорит он.

Она делает вид, будто ненавидит это ребяческое прозвище, но Майлз знает, что она втайне любит брата. Его всегда поражала связь между этими детьми, их беззаветная любовь друг к другу. Его изумляло, как сильно Эва обожает своего старшего брата, но главное – что она не помнит того времени, когда его не было рядом, когда он не был одним из центров ее вселенной.

Сейчас у них время отдыха, но скоро они вернутся к занятиям. Дети находятся на домашнем обучении, родители вместе занимаются их образованием: Майлз преподает математику и естественные науки, а Лили учит живописи, английскому и иногда обращается к эзотерическим темам, таким как астрология и гадание. Но эти двое мало интересуются возможностью заглядывать в будущее; их корни находятся в реальном мире и настоящем времени, и они слушают эти уроки лишь для того, чтобы ублажить маму. Оба учатся великолепно и намного превосходят стандарты своего возраста. Эррола приняли в колледж Двуречья, где занятия начнутся осенью.

Лили смотрит на свой наполовину съеденный суп.

– Это просто… У меня весь день такое ощущение. – Она потирает затылок. – Ощущение, как будто случится что-то ужасное.