— Так на столе, вот, пожалуйста! — махнула рукой Наталья, кивнула мне и вышла, плотно закрыв за собой дверь.

— Подходи, не бойся, — налил ей коньяка, себе плеснул. Взял бокал в руки. — С чем пришла?

— С просьбой, — она выпила залпом. Хотя такие бокалы не предназначены, чтоб из них залпом. Да и коньяк хорош, кому-то когда-то придётся научить её пить правильно.

— Рассказывай.

И она рассказала про клуб, телефонные звонки, намеки на свидетеля и наркоту, вызовы в отделения, разговоры о возможной статье. Менты расстарались.

— А если подумать хорошо, сообразишь, может, почему так? — взглянул на неё, она допивала второй бокал, запихивая непослушными пальцами в рот дольку шоколада. Разнервничалась.

— В каком смысле? — удивилась, смотрит на меня. Лань дикая, одновременно и собранная, и растрёпанная — по последней их дурацкой бабской моде. Глаза накрашены, сама чуть не плачет, только бокал в руках, как волчок, вертится.

— Что ментам от тебя надо?

Уставилась на меня. Только сейчас рассмотрел, какие у неё глаза. Цветом-то как у Маркухи, порода проступает. Но выражение совсем другое. Огромные глазищи, как асфальтовые озёра. Были знакомые, которые в таких при мне тонули. И я сейчас про асфальт и битум, не про женские глазки. Но в таких кто хочешь потонет. Может, кто и добровольно. А я старый, битый, я так, пока полюбуюсь.

— Не знаешь?

— Нет.

— Хватит шоколадом давиться. Поехали, поедим нормально. Она только кивнула, соображая, обо что вытереть пальцы.

В ресторане ела как птичка. Понимаю, еда в глотку не шла. Мысли о другом. А я поел. В процессе объяснил ей, что если бы у ментов что было, уже бы предъявили. Она закивала, сказала, что так им напрямую и... Остановил её, объяснил, что она их тонких ментовских намеков не понимает. Денег они хотят, для начала. Клуб Катькин, Маркуха не большой авторитет, сам не рад, что такое место отхватил. А что на дочь переписал... Проблемы бы начались, вопрос времени.

— Должна мне будешь, понимаешь?

— Что я...

— Или ты должна будешь, или твой отец. С тебя-то брать нечего. Она голову понурила. Салат её так нетронутым и стоял.

— Ты давай-ка, ужинай. После все обговорим.

Особо обговаривать и нечего. В чем проблема, девка вроде сообразила, что сама не решит, тоже. Запуганной стала ещё больше. Потянулась к коньячной рюмке. К тому, что уже в офисе выпила, ещё добавила. Я не нянька ей. Но если развезет, в машину не посажу.

— Ты закусывай. Проблема решаемая. Мы с твоим отцом разберёмся. Она кивнула и понурилась ещё больше.

Закончили ужинать. Из ресторана вышли, сели в машину. И сюда ехали, сидели рядом, а сейчас Катерина как будто ближе подвинулась.

— Не надо отца...

— Что говоришь-то? Шепчет себе под нос.

— Отца не надо! — голову вскинула, посмотрела на меня, и такое в глазах бешенство. Тут что-то во мне и случилось. Но отмахнулся, не обратил внимания. Спросил её:

— Это как же?

— Я сама расплачусь! Не хочу от него зависеть! Клуб мой!

Как разгорелась она вся. Пылает огнём.

— А раньше, что думала? У тебя и управляющего толкового нет.

— У меня... — молчит. А я уже разузнал, пока ехали, что к чему. Её проныра управляющий вороватый сам у ментов с лапы ел. Он бы её, Катерину, и подвёл под монастырь. И найдут его в таком же озере, как глазки Катькины, глубоком. Точнее, не найдут.

— У тебя вообще ничего нет, — прикоснулся к ней, по лицу провёл, получается, погладил. Особо ласковым я никогда не был. А тут нашло что-то. Зря это было, зря. Только ладонь была на щеке её, уже на шее, а теперь на груди. Блузка тонкая, а девка вся горит. Или пьяная, или больна. Или бог весть что. В глазах только дикость. Ненавидит она кого-то всей своей душой бабской, да вроде этот кто-то не я. Руку убрал, отвернулся.

— Отец твой расплатится. Управляющего больше не увидишь. Про проблемы с ментами забудь. От меня в клубе будет помощница — толковая б...

— Не надо вмешивать моего отца! Клуб мой!

— А что не надо-то? — опять взглянул на неё. Опять зря. В сердце заползла змея. Отравила ядом.

— Не хочу быть ему должна, — прошептала злобно. Так, что я поверил — не хочет.

— А мне задолжать лучше? — наклонился к ней. А она лица не отвела.

— Может и лучше, — обдала меня хмельным дыханием, а сама вся сладкая. На губах коньяк с шоколадом. Дура малолетняя.

— Сколько лет тебе?

— Девятнадцать.

Малолетняя дура и есть.

— Я поеду с тобой, Виктор, — отвернулась к окну, а сама мне на колено ладонь положила.

— На меня посмотри, — приказал ей. Хоть у самого сердце дрогнуло. А она послушалась. Повернулась резко, так, что хвост её дурацкий ей самой по лицу хлестанул.

— Соображаешь, что говоришь?

— Да, я так хочу.

— Чего хочешь?

Она что-то пролепетала, но я уже не слышал. Да и слушать не было необходимости.

Катя

Не знаю, что именно меня испугало? То, что мне придётся быть должницей отца, или то, что я осмелилась сделать. И из-за чего теперь могут быть проблемы.

Я уверенно и резко прижалась своими губами к губам человека, что согласился мне помочь! Не знаю! Не понимаю, с чего я решила, что моя девственность может оплатить такой долг, но давать заднюю уже поздно!

Нужно дать понять, что я даже на такое готова пойти, лишь бы только отцу не быть должной!

Но мой пыл тут же угасает, когда сухие губы мужчины не шевелятся. Не отвечают на мой поцелуй. Боже, неужели я снова переоценила себя!? Почему я думала, что всё не так будет? Откуда в моей голове появилась мысль, что стоит мне прикоснуться к его губам, как такой, как он начнёт срывать меня одежду, распускать руки?

-Настолько не хочешь отца вмешивать? — Виктор меня не отталкивает, но и не отпускает. Скользит губами по лицу выше, останавливается на лбу и прижимает мою голову, запуская руку под волосы.

Но тут я уже сама делаю движение назад, разрываю легкое прикосновение сухих губ к моей коже, опускаю глаза на свои колени. Хочется сказать, насколько он прав, но я молчу. Странно ведь сейчас ему душу изливать, да и с чего бы ему меня выслушивать? Вопрос, скорее, был риторическим – для того, чтобы я пришла в себя и перестала так делать.

-Простите, -зачем-то извиняюсь перед ним.

Он молчит, и только губы начинают растягиваться в ухмылке.

Это было необычно, ведь на моих глазах он всегда выглядит строгим и даже жестком. Но его эта ухмылка напрочь сбила меня с толку. Я почувствовала себя настолько глупо, что моё смущение переросло в агрессию, точно нежелательную в данной ситуации!