class="p1">— Заверяю вас, достопочтенный магистр, я действительно звонил…

— Ток в нашем городе иссяк: на мукомольне не хватает воды, но, как скоро пойдет дождь, будет опять. В дверь следует громко стучать. Уж такие вещи полагалось бы знать, молодой человек!

— Но, досточтимый сударь, тогда нужно было бы об этом написать мелом на парадном входе, — возражает юноша.

— Ха, написать? Быть может, еще добавить «я вышел, здесь можно воровать»? Я вижу вас насквозь и еще глубже: вы подосланы лекарем Джонсоном шантажировать и уговаривать меня. Все его штучки мне давно известны. Передайте ему, что я указал вам на дверь и велел убираться к черту. Мой пистолет заряжен отменными жеребейками, советую не задерживаться, не то вас ждет больница в Эдоле или же кладбище в Тадайках.

— Отчего так нервно, почтеннейший? Зачем поносить? Зачем пугать жеребейками? Уверяю вас, никакого лекаря Джонсона я в глаза не видел, и вообще наплевать мне на докторов, равно как и на ваше доисторическое оружие, которое может выпалить только в том случае, если приблизить к затравке вымоченную в каменном масле зажженную тряпицу. Кроме того, меня пули не берут, я родился под знаком Водолея, уж это вам следовало бы знать, прежде чем угрожать, почтеннейший магистр фармакологических, астрономических и оккультных наук, praemissis praemittendis…

— Значит, вы все-таки меня знаете? — дивится магистр. Вещему старцу вдруг показалось, будто бы он заметил надо лбом юноши чуть повыше ушей небольшие отростки, тщательно спрятанные под прической. Это открытие его слегка озадачило. Но незнакомец уже обратился к нему со следующими словами:

— Читал вашу «П.П.П.», написанную в 1880 году. Считаю, что это лучшая поваренная книга из всех когда-либо напечатанных, поистине гениальное произведение. Имею ли я честь говорить с ее несравненным автором?

— Да!

— Вы тот самый знаменитый Янис Вридрикис Трампедах?

— Да, он самый!

— Он самый?! О боже, наконец! После стольких месяцев бесплодных поисков, сомнений, надежд и скитаний я нашел вас! Жму вашу руку и низко кланяюсь, знаменитейший из ученых мужей и сочинителей! Человеку, который доверил мне адрес, я клятвенно пообещал никому не раскрывать тайну вашего местожительства. Инно доктору Джонсону, этому щелкоперу и недоучке, причинившему вам столько зла.

От таковых слов юноши старый аптекарь взыграл духом, чело его прояснилось, и он молвил:

— Мой юный друг, прошу в кабинет! С кем имею честь, как мне величать вас?

Незнакомец на мгновение смешался, затем решительно поклонился и произнес:

— Кристофер Марлов. Странствующий музыкант и studiosus rerum naturae.

— Марлов, Марлов… Вроде бы знакомая фамилия, — пробормотал магистр. (Хотя, согласитесь, вряд ли провинциальному аптекарю, читавшему исключительно труды по химии, физике, астрологии и кулинарии, мог представиться случай познакомиться с фамилией Марлов.) — Вы, наверное, иностранец? — разглядывая гостя, спрашивает Трампедах.

— Нет, чистый латыш.

— Я тоже, я тоже, — поспешно отвечает магистр, хватает молодого человека под руку и вводит в кабинет. Усадив его в кресло, сам присаживается за письменный стол и произрекает: — Я слушаю.

То был изысканный стиль образца 1930 года, подслушанный Трампедахом у высокопоставленных министерских чиновников и адвокатов в пору его злополучной тяжбы. Величественное «я слушаю» неизменно производило на старого снадобщика ошеломляющее впечатление.

Министр сидит в глубине огромного кабинета за циклопическим столом. Секретарша впускает вконец перепуганного Трампедаха, тот благоговейно здоровается. Министр оттопыренным большим пальцем молча указывает на сиденье, не торопясь откладывает в сторону какие-то бумаги и утомленно роняет:

— Я слушаю…

— …С чего бы мне начать? — запинается молодой человек. — Может быть, лучше изъясняться по-немецки? Если не ошибаюсь, вы по происхождению немец?

Чело магистра заливает густая краска, на лбу набухают жилы. Он с раздражением бросает карандаш на стол.

— Ну вот видите, паки оговор, паки поклеп, это вам безусловно насплетничал лекарь Джонсон — признайтесь! Потому что я, дескать, немец — мне запрещают практиковать в Цесисе, потому что я, дескать, не латыш — меня дискриминируют!

— Но ваше имя Йоган Фридрих, — возражает молодой человек.

— Чушь! Никакой я не Йоган! А Янис! Янис Вридрикис!

— Госпожа ваша матушка родом из Шлезвига?

— Снова извет! Мать — латышка, из Ниды, с Куршской косы.

— Я, почтенный магистр, крайне удивлен тем, что вы латыш…

— Скажем точнее — курземец, — поправляет аптекарь. — Но ни в коем случае не немец, это вы зарубите себе на носу.

Кристоферу уже довелось слышать о странном заскоке Трампедаха. Покровительствуя по секрету немецкому гимнастическому обществу, членом правления какового он является, магистр открыто во всеуслышание отрицал свою национальность, видимо, смекнул, что в обществе нуворишей быть латышом куда как выгодней — пациенты валили почти целиком из гущи деревенских серых баронов.

— Вас, господин Марлов, надо полагать, привели в наш город дела? Милости просим, переночуете у меня… Никаких но! Никаких гостиниц! Мой дом — моя крепость, будете дорогим гостем!

Престарелый муж встал, отверз окно и громко гаркнул, на сей раз по-английски, точно отстучал теллеграмму!

— Керолайна! Кончай возню! Шабаш! Гость. Цыпленка на двоих, чистых простынь, в ватерклозет можжевельник, в ванну сосновую соль. Very well, old gorilla!

Трампедах был уверен, что Кристофер Марлов по-английски не берет в толк, чем и объяснялась его откровенность и посвященные Керолайне теплые слова.

— Thank you! — ответствовал Марлов. — Путешествую по Курсе, то бишь Курземе, хожу из города в город, наяриваю на фортепьянах, сопровождая в кинотеатрах немые фильмы, сочиняю студенческие песни, играю на свадьбах, благо я странствующий подмастерье, которых еще принято называть таперами. Истинные цеховые мастера живут на Рижском штренде, являя собой примерный для нас образец и светлый идеал. Рано или поздно мы тоже уподобимся им, будем приняты в гильдию звукотворцев — сочинителей музыки, или, иначе, в цех Святой Цецилии, тогда-то и мы покажем, где раки зимуют…

— Раки? A propos, за ужином вам предстоит отведать цыплят со спаржей и раками, — хитро прищурившись, сообщает Трампедах, — клянусь вам, никогда ничего подобного вы не брали в рот!

— Под Большой Гильдией в Монастырском погребке, господин магистр, это блюдо можно заказать, когда вам только вздумается.

— В Монастырском погребке? Под Гильдией? Ха! Разрешите зевнуть, любезный отрок. Для соуса надобно иметь цветы муската, особливую иготь, где их толочь, дабы не улетучилось амбре. А где вы таковую иготь изволите купить? Ан негде!

— Главное не иготь, и не цветы муската, а хорошо откормленные раки, притом лучше уж красные, нежели черные, — Марлов пробует взять старика на пушку, но это ему не удается.

— Господин Марлов наверняка добавляет в кушанье и светлячков, не правда ли?

— Я читал вашу «П. П. П.» и потому процитирую предписанье полностью по книге, достославный магистр, — говорит Кристофер: — «Как только ощипешь того куренка, режь его пополам