Парень — с гармонью, да в новых сапогах…

И рядом — олешек-золотые рога.

Затерялся в прошлом златорогого след…

Может, так все было, а может, и нет.

Во бору дремучем златорогий бродил,

на шелковых травах буйну силушку копил.

В час багряных листьев на опушке стоял,

грозного соперника на схватку ждал…

Был не рогом вспорот бок его — тяжелой стрелой.

Подстерег красавца охотник лихой.

Прямо в грязь осеннюю — алый ручей…

Зна-атная добыча! Королевский трофей.

Тот охотник после всяку дичь добывал,

лишь оленей больше никогда не встречал.

Знать, сошлись олени со всей Вятской земли

да за Пояс Каменный встречь солнцу ушли…

Может, так все было, а может, и нет.

Время потеряло златорогого след,

замутилась быстрая Вятка-река…

Где же ты, олешек-золотые рога?

Хрупкою игрушкой из рук мастериц

ты бредешь сквозь время, не зная границ.

Из-под тонкой брови черной точкою — глаз…

Прошлое языческое смотрит на нас.

«Блеклая обложка, желтая бумага…»

Блеклая обложка, желтая бумага —

не для хрестоматии наши имена.

Строчкой запекается рубиновая влага…

А вятским обывателям все это — до хрена:

у них стоят, не тронуты, за стеклом на полках

бородатых классиков пухлые тома.

Неуместны рядом сердечные осколки

да наших душ потрепанных цветная бахрома.

Только все не спится нам, чудикам-пиитам.

Бьемся все над рифмою, как головой об лед…

А вдруг однажды кто-нибудь проснется знаменитым,

как-нибудь нечаянно — да в Вечность попадет?

Враз тогда зазвякают-зашуршат деньжонки:

наши черви книжные, потеряв покой,

с ног собьются в поисках тонюсенькой книжонки

с желтыми страницами и взорванной строкой.

Блеклая обложка, желтая бумага…

В пыль растерты Временем наши имена,

выкипела строчками рубиновая влага…

Ну что же, мы — не классики. Нам пятачок цена.