Сперва нам показалось, что существо нам машет. Но потом поняли, что костлявая дама в грязной ночной рубашке двигает своими длинными руками, чтобы привлечь внимание других тварей, поднимающихся по лестнице вслед за нами. Мы услышали, доносящееся из темноты суетливое шарканье ног. Я удивился, как эта тварь сумела разглядеть нас сквозь все эти грязные бинты, которыми была замотана ее голова. Снова раздался жуткий свист, и тут же стали открываться другие двери, будто выпуская спешащих из комнат тварей.

В конце коридора была еще одна лестница, освещенная чуть больше, благодаря свету, проникавшему сквозь окно тремя этажами выше. Но стекло, похоже, было грязным, потому что на лестнице меня посетило чувство, будто мы оказались под водой. Когда Пикеринг повернулся, перед тем как броситься вниз по лестнице, я увидел, лицо у него блестит от слез, а по одной штанине расползается темное пятно.

Спускаться вниз оказалось невероятно тяжело. Будто у нас совсем не осталось сил, будто страх высосал их из нас подчистую. Но не только он мешал нам бежать. Воздух был настолько сухим и спертым, что было тяжело дышать. Рубашка у меня прилипла к спине, подмышки взмокли. Волосы у Пикеринга были сырыми, он сильно замедлился, и я обогнал его.

Спустившись с лестницы, я вбежал в другой длинный и пустой коридор с закрытыми дверями, из конца которого шел сероватый свет. Решив немного передохнуть, я согнулся пополам и уперся руками в колени. Но бежавший сзади Пикеринг врезался в меня и сбил с ног. Он перепрыгнул через меня, при этом наступив мне на руку.

– Они идут, – в слезах проскулил он и поковылял дальше по коридору.

Поднявшись на ноги, я последовал за ним. Хотя эта идея мне не нравилась, поскольку если некоторые из них остались ждать нас в холле у входных дверей, а другие зайдут к нам с тыла, мы окажемся в ловушке. Я даже подумал о том, чтобы проникнуть в одну из комнат и выбить доски на окне. Когда мы бежали по коридору мимо дверей, из них выходили словно разбуженные шумом твари. Из некоторых, но не из всех. Так что, возможно, стоило попытать счастья за одной из дверей.

Я окликнул Пикеринга. Вместо оклика у меня получился какой-то сип, как у школьного астматика Билли Скида. Поэтому, видимо, Пикеринг меня не услышал, поскольку продолжал бежать. Когда я гадал, какую дверь выбрать, раздался тоненький голосок:

– Можешь спрятаться здесь, если хочешь.

От неожиданности я подпрыгнул с криком, словно наступил на змею, и уставился туда, откуда донесся голос. Из щели между дверью и рамой выглядывало лицо маленькой девочки. Она улыбнулась и открыла дверь шире.

– Они тебя здесь не найдут. Мы можем поиграть с моими куклами.

У нее было очень бледное лицо, на голове – черный чепчик, украшенный бантиками. Глаза у нее были покрасневшими, словно она долго плакала.

Грудь у меня ныла, глаза жгло от пота. Пикеринга все равно уже было не догнать. Из темноты доносился топот его ног. Я понял, что больше бежать не могу, поэтому кивнул девочке. Она отошла в сторону, пропуская меня. Подол ее платья скользнул по пыльному полу.

– Быстрее, – с возбужденной улыбкой произнесла она, затем выглянула в коридор, проверить, не идет ли кто. – Большинство из них слепые, но слух у них хороший.

Я вошел в дверь. Оказавшись рядом с девочкой, я почувствовал странный запах. Так же пах раздавленный труп кошки, который я нашел в лесу однажды летом. И еще этот запах чем-то напомнил мне старый бабушкин комод, со сломанной дверцей и маленькими железными ключиками в наработавших замках.

Девочка тихо закрыла за нами дверь и двинулась в комнату, высоко подняв голову, словно «маленькая леди», как сказал бы мой папа. Свет пробивался в комнату из красно-зеленых окон, расположенных под самым потолком. Сверху свисали две большие цепи со светильниками без лампочек. В конце помещения находилась сцена, с натянутым зеленым занавесом. По переднему краю сцены располагались софиты. Наверное, здесь когда-то был танцевальный зал.

Высматривая выход, я проследовал за маленькой девочкой в черном чепчике к сцене и мы поднялись по одной из боковых лестниц. Девочка бесшумно скрылась за занавесом. Я пошел за ней, потому что больше идти мне было не куда, и я нуждался в друге. От занавеса пахло так плохо, что, пробираясь за него, мне пришлось зажать рот руками.

Девочка расспросила, как мое имя и где я живу. И я рассказал ей, словно отчитывался перед учителем, который застукал меня за чем-то нехорошим. Даже назвал номер дома.

– Мы не хотели вторгаться сюда, – сказал я. – Мы ничего не украли.

Девочка наклонила голову на бок и нахмурилась, словно пыталась вспомнить что-то. Затем улыбнулась и сказала:

– Все эти игрушки – мои. Я их нашла.

Она указала на лежащих на полу кукол – маленькие фигурки людей, которые было плохо видно из-за темноты. Усевшись среди них, девочка принялась поднимать их по очереди и показывать. Но я слишком нервничал, чтобы уделять игрушкам много внимания. И мне не нравился вид какого-то матерчатого существа с вытертым, свалявшимся мехом. У него были стежки вместо глаз, уши отсутствовали. Руки и ноги были непропорционально длинными. И мне не нравилось, что существо все время держит голову прямо, словно смотрит на меня.

Остальная часть сцены у нас за спиной была погружена в темноту. Виднелся лишь слабый отблеск белой стены вдалеке. Посмотрев со сцены на заколоченные окна, расположенные по правую сторону от танцпола, я увидел по краям двух листов фанеры, закрывающих застекленные двери в сад, полоски яркого солнечного света. А еще оттуда веяло свежим воздухом. Похоже, через те двери кто-то уже проникал сюда.

– Мне нужно идти, – сказал я девочке, шепчущейся со своими игрушками у меня за спиной. Но только я собрался выбраться из-за занавеса, как из коридора, по которому мы с Пикерингом только что пробежали, донесся страшный шум: шарканье ног, стук палок, скрип колес, и улюлюканье. И этому параду, казалось, не было конца. Параду, который я не хотел смотреть.

Когда толпа пронеслась мимо, главная дверь с щелчком открылась, и внутрь скользнуло какое-то существо. Я отпрянул от занавеса вглубь сцены и затаил дыхание. Девочка продолжала бормотать что-то своим отвратительным игрушкам. Мне захотелось зажать себе уши. В голову пришла безумная мысль положить всему этому конец, выйти из-за занавеса и сдаться той высокой фигуре на танцполе. Держа над головой потрепанный зонтик, она быстро вращалась, словно на крошечных бесшумных колесиках, скрытых под длинными грязными юбками,